"Жан Кальвин. Наставление в христианской вере, т.3 " - читать интересную книгу автора

Они много болтают о раскаянии и сокрушении. В самом деле, они терзают души,
говоря об угрызениях совести, омрачают и отягощают их тревогами и мучениями.
Но когда они, казалось бы, глубоко изранили сердца, они избавляют грешников
от всех горестей несколькими ритуальными жестами.
Дав весьма изощренное определение покаяния, они делят последнее на три
части: сокрушение сердца, сокрушение уст и удовлетворение делом05. Подобное
разделение подходит только для их дефиниции, потому что за всю свою жизнь
они не изучили ничего, кроме диалектики, а диалектика есть искусство
определять и разделять. Но если кто-нибудь скажет в полном соответствии с
определением, посылка которого принята всеми ди-

Тригорий Великий. Гомилии о Евангелии.И, гом. XXXIV, 15 (MPL, LXXVI,
1256В); Петр Ломбардский. Сентенции, IV, dist. XIV, 1 (MPL, CXCII, 869-870).
"Псевдо-Амвросий. Проповеди, XXV, 1 (MPL, XVII, 677А).
^Псевдо-Августин. Об истинном и ложном покаянии, VIII, 32 (MPL, XL,
1120)33 Псевдо-Амвросий. Там же.
"Иоанн Златоуст. Гомилия о покаянии, VII, 1 (MPG, XLIX, 323). 'Петр
Ломбардский. Цит. соч., IV, dist. XVI, 1 (MPL, CXCII, 877).
алектиками, что можно оплакать совершенные прежде грехи и более не
совершать их, хотя не было никакого исповедания устами, то как им защитить
свое деление? Ведь тот, кто не исповедуется во грехе устами, не перестает от
этого быть истинно кающимся. Покаяние может состояться без такого
исповедания. Если они ответят, что их деление относится к таинству или к
покаянию во всем его совершенстве, которого их определения не охватывают
целиком, то им не в чем меня обвинить. Ошибку они должны отнести на счет
того, что сами не дали ясного и четкого определения. Я же, разумеется, по
мере своих способностей в любом случае придерживаюсь определений, которые
могут быть основанием всей дальнейшей дискуссии. Но предоставим им нечто
вроде лицензии магистрата и попытаемся раскрыть смысл упомянутых частей по
порядку.
Я с презрением опускаю многие совершенно бессодержательные вещи,
которые софисты в своей гордыне почитают великими тайнами. И делаю это не по
незнанию или забывчивости: мне было бы нетрудно написать и порассуждать о
тонкостях, которыми они так увлечены, но я сознаю, что подобные безделицы
лишь утомят читателей и не принесут никакой пользы. Столько вопросов волнует
наших софистов и побуждает к бесконечным спорам, в которых они совершенно
запутываются! Но нетрудно понять, что софисты глупо препираются из-за вещей
совершенно неведомых. Они, например, задаются вопросом, угодно ли Богу
раскаяние в одном каком-нибудь грехе, если грешник упорствует во всех
прочиха. Или: достаточны ли для удовлетворения насылаемые Богом наказания6.
Или: можно ли несколько раз каяться в смертных грехах0. Относительно
последнего вопроса они приходят к очень дурному, гнусному решению: что
ежедневно каяться мы должны лишь в простительных rpexaxd. Они много
трудятся - и при этом жестоко заблуждаются - над словами св. Иеронима, что
покаяние - это спасительная доска, на которой потерпевший кораблекрушение
доплывает до гавание.
Тем самым софисты обнаруживают, что они так и не пробудились от
оцепенения, в котором они напоминают неразумных животных, чтобы заметить в
общих чертах хотя бы одну ошибку из тысячи ими совершенных.
аПетр Ломбардский. Цит. соч., IV, dist. XV, 1 (MPL, СХСН, 872 s.);