"Жан Кальвин. Наставление в христианской вере, тт.1, 2 " - читать интересную книгу автора

#

Для Кальвина благочестие неразрывно связано с вероучением, а всякий
опыт - это вызов мысли. Но Кальвину знаком опыт, превосходящий силы ума, и
порой он подводит нас к границе, у которой мышление терпит крах и тайна
становится непроницаемой для него. Здесь он лишь призывает нас идти дальше с
благоговением, если только мы на это способны. Кальвин, как говорит он сам,
не хотел бы, чтобы к тайне евхаристии прилагалась немощная мера разума,
"маленькая линейка из моего детства"34. И он призывает читателей не сводить
их собственное понимание к его ограниченному пониманию, но стремиться
гораздо выше того, куда он может довести35.
Однако в пределах осознанных им границ он высказывается с полной
ясностью и убежденностью.
В сознании современного человека слово "благочестие" утратило свой
первоначальный смысл и статус. Оно стало вызывать подозрения и наводить на
мысли о бессильной религиозной сентиментальности и о ханжестве. Для Кальвина
и его современников, как и для древних языческих и христианских писателей,
"pietas" было весьма достойным словом, свободным от всяких отрицательных
коннотаций. Оно означало достойное похвалы сознание долга и полную доверия
преданность семье, стране, Богу. Кальвин настаивает на том, что
благочестие - необходимая предпосылка надежного богопо-знания. При первом
упоминании об этом принципе он кратко характеризует благочестие как "веру,
соединенную с трепетным страхом Божьим", который "подразумевает добровольное
почитание и влечет за собой подобающее служение". Они появляются, когда люди
"усвоят как следует, что они всем обязаны Богу, что они любовно вскормлены
на его отцовской груди, что в Нем источник всякого блага"36. Слово "pietas"
чрезвычайно часто встречается в сочинениях Кальвина, и в "Наставлении" он
использует его словно колокольный звон, зовущий нас отвергнуть соблазны
секулярного интеллектуализма. "Для Кальвина,- пишет Эмиль Думерг,- религия и
благочестие - одно и то же"37. "Благочестие,- утверждает Митчел Хантер,-было
ключом к его характеру. Он обладал душой, одержимой Богом. Теология не
занимала его как наука сама по себе: он посвятил себя теологии, видя в ней
поддерживающую конструкцию всего того, что значила для него религия"38. Его
религиозная позиция предполагала благодарность, любовь и послушание как
необходимые предпосылки здоровой теологии. Поскольку "мы всем обязаны Богу",
то на страницах Кальвина мы постоянно сталкиваемся с Ним лицом к лицу, а не
играем с идеями и не взвешиваем мнения о Нем. В результате читатель,
независимо от того, согласен ли он с автором во всех деталях, встречает в
последнем товарища по своей религиозной и духовной борьбе. Кальвин в самом
деле является исключительно ясным и понятным выразителем религиозных
прозрений и духовных побуждений, которые лишь смутно осознают люди, когда
стремятся оформить свои мысли о Боге и применить их к своим обязанностям.
#

"Infantiae meae modulo" (IV, XVII, 7). # #
"MuIto altius assurgere contendant quam meo dicto possint" (ibid). I,
II, 1. # #
Doumergue E. Jean Calvin.., v. 4, p. 29. # #
Hunter A. M. The Teaching of Calvin. L., 1950, p. 296. # #
#