"Анатолий Калинин. Возврата нет" - читать интересную книгу автора

одного слова не слышал из тех разговоров и песен, которые еще долго
раздавались за столом.
Он смотрел на Андрея, встречаясь с его взглядом. Это был тот Андрей - и
совсем другой. Здесь, на портрете, он выглядел значительно старше, хотя,
судя по всему, и снят был каким-нибудь заезжим фотографом до войны. На нем
была летняя светлая косоворотка с отстегнутым на одну пуговицу и загнувшимся
углом воротника. Должно быть, фотограф настиг его где-нибудь прямо в степи.
Определенно в степи, потому что далеко за спиной у Андрея темнели скирды и
угол вагончика с колесами. Лицо и шея у Андрея были черные, как уголь - так
загорел он в степи, а волосы, расчесанные на прямой пробор, совсем белые,
настоящий ковыль, и такие же легкие и пушистые - вот-вот разлетятся. Или же,
фотографируясь, он встряхнул головой - они взвились, да так и не успели
улечься.
Если же он выглядел здесь старше, чем там, на фронте, то повинны были в
этом его глаза. Это были те же глаза с наивным и добрым выражением, как у
ребенка, которые невозможно было забыть, увидев их хоть один раз в жизни, и
тем не менее они были другие. Там их омрачали недоумение, страдание и тоска,
а здесь они смотрели мужественно и ясно. Веселые и даже чуть насмешливые
глаза человека, не замутненные никаким обманом.
От кого можно узнать о нем хотя бы чуточку больше, чем до этого часа
мог узнать Михайлов? До этого вечера он уже решил, что никогда не узнает о
нем больше того, что знает. Но теперь он ни за что не мог с этим
согласиться. После того как он его нашел, он не согласен потерять его снова.
Кто здесь ему поможет?
Михайлов взглянул на Дарью. Она сидела на противоположном конце стола
между своим сыном и агрономом Кольцовым и разговаривала в эту минуту с
Кольцовым. У обоих лица были такие, будто, кроме них, никого сейчас не было
в этом доме, не существовало и но всем мире. Кольцов, вытянув к ней смуглое
сильное лицо с блестящими черными глазами, что-то говорил ей, пошевеливая
густыми бровями, и она тоже подалась к нему грудью, лицом и глазами, не
удерживая ослепительной улыбки.
Никто - ни Михайлов, ни какой-нибудь другой человек - не вправе были
спрашивать сейчас у Дарьи о том, что уже начало умирать в ее сердце и
безвозвратно вытеснялось другим, новым. Здесь не было обмана - десять лет
Дарья не хотела расставаться со своей надеждой.
Но, кроме Дарьи, был здесь еще один человек, из-за которого,
собственно, сегодня все и собрались здесь, за столом, и усердно старались
утопить свою радость по этому поводу и свою грусть в пьяном веселье. Дарьин
сын сидел рядом с матерью, слегка отвернув от нее в сторону строгое бледное
лицо, может быть, чтобы не слышать ее разговора с Кольцовым, а может быть, и
ревнуя ее к нему памятью об отце. В этих случаях дети всегда беспощадны.
Вот теперь Михайлов мог точно сказать, на кого из его хороших знакомых
был так похож сын Дарьи. Стоило лишь с его лица перевести взгляд на портрет,
чтобы навсегда перестать сомневаться в этом. Есть такое выражение: одно
лицо. Так вот, одно лицо с отцом было у молодого Сошникова. И звали его тоже
Андреем. Должно быть, когда уходил старший Андрей на войну, было ему немного
больше лет, чем теперь его сыну, и поэтому они легко могли сойти за братьев.
Сыну Дарьи, вероятно, наскучило сидеть все время в окружении взрослых,
рядом с матерью и неподалеку от Кольцова. Он поднялся и перешел к другому
краю стола, к тому самому, где сидел и Михайлов. Но, разумеется, пересел он