"Анатолий Калинин. Возврата нет" - читать интересную книгу автора

не к нему, а к черноглазой и тоненькой девушке в голубой кофте - к Кате
Иванковой. Михайлов сидел за столом между Феней и ею. Из всех женщин,
которые сейчас предавались безудержному веселью в этом доме, Катя одна
оставалась грустной, и можно было поклясться, что она каждую минуту готова
заплакать. Что-то светлое и прозрачное трепетало на ее тонких черных
ресницах. Но все-таки она нашла в себе силы улыбнуться Андрею, когда он
пришел на этот конец стола и сел между нею и Михайловым. Михайлов охотно
подвинулся, поневоле прижимаясь к Фене Лепилиной.
Андрей, как только сел, взял опущенные Катей на колени руки в свои, и
они надолго замерли в молчаливой ласке.
Вероятно, Михайлову не следовало нарушать этот их доверчивый союз, и он
долго с собой боролся, но выпитое вино все же сделало его сегодня слабым. В
другое время он скорее всего поступил бы как-то иначе.
Перед ним давно уже стоял на столе стакан, до краев налитый ладанным
вином. Михайлов передвинул его на столе к сыну Дарьи, налил себе вина в
другой, пустой стакан и сказал, указав глазами на портрет на стене:
- Выпьем, Андрей, за твоего отца!
Молодой Андрей Сошников с благодарным удивлением в глазах посмотрел на
него и, взяв свой стакан, сказал:
- Надо сказать и матери...
И он хотел уже крикнуть через стол какие-то слова своей матери,
которая, не зная ни о чем, вся раскрасневшись, продолжала разговаривать с
Кольцовым.
- Вот этого, Андрей, не нужно делать, - тихо остановил его Михайлов.
На этот раз сердитое удивление смяло и изломало брови над правдивыми
отцовскими глазами молодого Сошникова, но он не стал прекословить, и они
молча выпили. Отпила из своего стакана и Катя Иванкова. После этого надолго
установилось молчание, которое опять же нарушил этот странный гость -
Михайлов. Он спросил у сына Дарьи:
- Его как звали, твоего отца?
- Как и меня, Андреем. - И младший Сошников тут же смущенно
поправился. - Меня, мать говорит, назвали, как отца, потому, что я был
первый.
Ему больше не хотелось отвечать ни на какие вопросы, и он все время
порывался уйти вслед за Катей Иванковой, которая вдруг встала из-за стола и
ушла из дому на балясы[2] и поглядывала оттуда на него сквозь окно
печальными глазами. Но нельзя было обижать и этого странного гостя, этого
человека, который сперва предложил ему выпить за отца, а теперь продолжал
обращаться к нему с вопросами:
- А когда его убили, Андрей? - медленно спросил этот человек.
- Не знаю, как вам и сказать, - ответил Андрей, - Его два раза убивали.
В похоронной говорилось, что убили его под Моздоком в ноябре сорок второго
года, а потом вернулся из плена Павел Васильевич Сулин и сказал, что немцы
его в горах Норвегии в сорок четвертом году расстреляли. Лучше бы не
говорил: мы уже привыкать стали.
И, прекращая этот тягостный для него разговор, он все-таки встал и ушел
на балясы, откуда его давно уже высматривали через окно и неудержимо
призывали к себе два черных глаза - два уголька, как золой, подернувшиеся
сизой дымкой печали.