"Н.Кальма. Книжная лавка близ площади Этуаль (Роман) (детск.)" - читать интересную книгу автора

Сегодня немцы передали по радио: заняли Ленинград. Не могу больше
писать.


Письмо пятое

Пробую представить себе и все никак не могу, не укладывается в
голове: Ленинград, самый красивый, самый торжественный, драгоценный мой
город, сдался немцам?! Не может этого быть! Не верю! Ведь они часто,
наверно даже всегда, врут по радио, и в листовках, и в "Голосе
Полтавщины", врут о своих победах над нами, чтобы все поверили, что уже
нет никакой надежды, что вся страна им покорилась. А главное, чтобы у всех
опустились руки.
А вдруг все-таки правда?! Ведь заняли же они Харьков и Киев и другие
большие города! Вдруг по Невскому, по Дворцовой набережной, по Марсову
полю ходят немцы?! Как представлю себе это, прямо жжет сердце, дышать
нечем и такая ненависть к ним пронзает, хочется схватить топор и бежать
рубить, колоть каждого врага!
Но нельзя, нельзя мне думать об этом! Я запрещаю себе. Запрещаю на
все время, пока не поправится мама-Дуся. Сейчас все мысли, все дела в
одном: вытащить маму-Дусю из болезни, выходить ее. Она все время почти в
забытьи, иногда только ночью приходит в себя, и я должна быть все время
рядом: вдруг ей захочется чего-то, может, спросить или сказать. Вчера
ночью вдруг позвала меня таким громким, совсем свежим голосом:
- Лиза, Лиза, обещай мне, дай слово, что никуда не уйдешь, останешься
здесь, дождешься дядю Сережу и Даню. - И смотрит, смотрит так остро, в
самую душу.
Я хотела было сказать: "Вы сами их дождетесь", как говорят в таких
случаях, но у меня язык не повернулся. Я только кивнула и сказала:
- Слово даю, мама-Дуся, можете не беспокоиться, никуда я отсюда не
уйду.
- Дождешься их?
- Дождусь, мама-Дуся.
- Ну, вот и хорошо, и ладно, и спасибо тебе за все, дочка моя,
голубчик мой.
И опять куда-то провалилась, зашептала что-то свое. Она ничего не
ест, только пьет иногда по ложечке чай с вареньем. Дома у нас ничего нет,
все, что нужно, приносит Таиса от Горобца. Она очень хорошая, эта Таиса, и
ужасно любит Александра Исаевича, прямо молится на него, говорит, что в
больнице все санитарки, фельдшерицы и больные его обожают, считают
гениальным врачом. Только боятся за него страшно: по паспорту Горобец
украинец, но отец у него был крещеный еврей, и по немецким законам он тоже
считается евреем. Если какой-нибудь подлец донесет, Горобцу не уцелеть.
Таиса предупреждала меня, чтоб я не выходила никуда - немцы хватают
девушек и куда-то увозят. Сама Таиса ходит до глаз закутанная в платки, а
лицо вымазано сажей, "чтоб никто не польстился", как она говорит. И
все-таки сегодня мне пришлось пойти с моим маркизетовым синим платьицем на
рынок. Мама-Дуся вдруг попросила чего-нибудь кисленького, а кисленького
ничего и нет. Ох, если бы ты знал, что такое сейчас рынок! Это центр,
самое средоточие, единственное место в городе, где кипит жизнь. Но жизнь