"Олег Каледин. Авторское право и Интернет [V]" - читать интересную книгу автора

как приятный деликатес читателя в последнем томе. Читателя нужно приучать
к себе к своему стилю, постепенно, словно ... к миске" Нет, скажет автор
"я должен вложить что-то принципиально новое, и никого не хочу приучать и
ни к какой миске". Издатель, переживая за тираж и вложенные средства, что
уже вылетают в трубу творческих метаний автора, дипломатично подсказывает
"ничего принципиально нового в мире нет, кроме хорошо забытого старого, а
для того чтобы купили книгу, нужен бросающийся и цепляющий с первых строк
стиль, Ваш, безусловно, хорош, но массы к нему не привыкли, а привыкнут
они только в том случае если вы перед этим прославитесь. Дорогой мой вы же
прекрасно пишите, легко у вас прекрасная речь, так что же вам еще нужно?".
И снова продолжит "Друг мой, известность -- это капризная и холодная
стерва, что бы добиться ее расположения к себе и не стереть об асфальт
колени..., увы, вспомните Пикассо, как он писал свои ранние картины -- это
была просто прелесть, но кто понимал ее, единицы, настоящие слава и
известность пришли к нему после того, как он, обозлившись на равнодушную
публику, надругался над ней, эпатируя ее уродством кубизма и что в итоге -
прославился. После чего, вот ведь вредный какой, признался, что намеренно
раздражал ее изувеченными в расчлененном камне человеческими телами и
заявил, что кубизм себя исчерпал! Но слава с тех пор так и осталась при
нем. Дорогой мой тут подход нужен как к женщине "Чем меньше женщину мы
любим, тем больше нравимся мы ей", вспомните сиятельного Александра
Сергеевича, отнесся к ней всерьез и ты ей не нужен, она тебя высосет и
выбросит, славы стяжают целеустремленные в искусстве, а не любящие его. А
содержание, об уникальности которого вы так печетесь, друг мой,а его
понимают единицы, да и то к концу произведения". (Лож и лесть сладки,
липки и убедительны). После чего что бы подтолкнуть автора к действиям,
издатель дает ему своим напыщенным молчанием, понять, что это последний
эксперимент с его творческой уникальностью. Да живы еще герои Фауста и
Мефистофеля. Конечно, хочется думать что-то, что я только вам привел как
пример, всего лишь чистая фантазия, в данном случае да. Но выдумать ничего
нельзя, а потому даже самая изощренная ложь и фантазия сшита из лоскутков
правды и реальности. А потому многим авторам, судя по тому, как и что они
пишут,а даже не нужно объяснять премудростей цинизма, кроме того, у их
творчества нередко оказывается очень красивое личико, пока не обнаружишь,
что скрывается за маской красоты. Конечно, работать с ремесленником
удобнее, он надежнее, не зависит от капризного вдохновения, может писать в
самых невероятных условиях, и "косить" под кого угодно, ну просто не
автор, но работник - клад. Так вот если текст подобного ремесленника
угодит в сетевую библиотеку, и с ним ознакомятся подробнее, чем это
возможно у ларька или в отделе магазина, его уже точно не купят. Хочу
извиниться перед издателями, приведенный мною пример не должен бросать на
многих из них тени, что с редким терпением и смирением переносят все
авторские капризы, не наступая на их индивидуальность. Хотя, что и
говорить все мы служители своего храма, и вынуждены считаться с его
правилами и законами.аа
Для понимания проблемы сокращения тиражей важно понимание принципа, по
которому расходиться тираж. Он должен расходиться волнами, сначала книгу
приобретаюта {b}первопроходцы -- читатели{/b}, их обычно не много, скорее
всего какой-то достаточно постоянный процент, именно часть из них
реагируют на публичную рекламу, потом с их рекомендаций часть тиража