"Феликс Кандель. Очерки времен и событий из истории российских евреев, том 2 " - читать интересную книгу автора

Перетц принимал у себя в доме весь город, "славился своим умом" и "долго был
памятен столице по своим достоинствам, по своим огромным делам и потом по
своим несчастьям". "Откупщик Перетц - жид, но человек добрый и истинно
благородный", - аттестовал его современник. Финансовая реформа 1810 года в
России во многом обязана своим успехом "наставлениям банкира Перетца", а в
1812 году, во время Отечественной войны, Перетц вложил свои деньги и свой
опыт в организацию снабжения русской армии провиантом. После войны он никак
не мог получить с казны собственные деньги - около четырех миллионов рублей,
разорился и потерял свое огромное состояние. В конце девятнадцатого века о
нем снова вспомнили и написали: "Перетцу в 1812 и 1813 гг. наша армия
обязана главным образом своим продовольствием".
Жил в то время в Петербурге и Лейба Невахович из Подолии, друг и
учитель Перетца. Он занимался литературным творчеством - "тайная некая сила
призывает меня к перу", знал несколько языков, но писал, в основном,
по-русски, как он сам говорил, "на языке более известном и употребительном в
моем отечестве". В 1803 году, во время работы Еврейского комитета, Невахович
издал книгу "Вопль дщери Иудейской", которую посвятил одному из членов
комитета графу В.Кочубею. Затем он издал эту книгу и на иврите и посвятил ее
"защитнику народа" Ноте Ноткину и "коммерции советнику" Абраму Перетцу. "Я
не для того вещаю, - писал он, - чтобы вывести себя в пышности на сцену.
Может ли тщеславие иметь место в сердце унылом и сокрушенном? Нет, я изливаю
токмо ту горесть, которою чрез меру наполнена душа моя!" Эта книга - первое
еврейское литературное произведение на русском языке - должна была по
замыслу автора пробудить в русском обществе гуманные чувства к евреям, их
"соотчичам" - соотечественникам. "В то самое время, - писал Невахович, -
когда сердца всех европейских народов меж собой сблизились, когда уже
слились воедино, народ еврейский еще видит себя презираемым... Одно имя
иудей производит уже в произносителе и слушателе онаго некое странное и
необычайное движение. Имя сие учинилось поносным, презренным, поруганным и
некиим страшилищем для детей и скудоумных... О христиане, славящиеся
кротостью и милосердием, имейте к нам жалость, обратите к нам нежные сердца
ваши!... Ах, христиане!... Вы ищете в человеке иудея, нет, ищите в иудее
человека, и вы без сомнения его найдете!... Клянусь, что иудей, сохраняющий
чистым образом свою религию, не может быть злым человеком, ниже - худым
гражданином!!!" Книга заканчивалась такими словами: "Тако вопияла печальная
дщерь Иудейская, отирала слезы, воздыхала и была еще неутешима". Но сам
Лейба Невахович впоследствии нашел способ "утешиться": перешел в лютеранство
и стал именоваться Львом Александровичем. Он успешно сотрудничал в русских
журналах и написал драму, как отмечали тогда, "одно из превосходнейших
сочинений в своем роде", которая с большим успехом шла на сцене
Императорского театра в Петербурге. Льва Александровича Неваховича
похоронили на лютеранском кладбище, а его дети, как уверяли современники, не
любили вспоминать о покойном отце - Лейбе Неваховиче. Один из его сыновей,
карикатурист, издавал первый в России юмористический журнал "Ералаш", а внук
Лейба Неваховича, Нобелевский лауреат Илья Мечников, стал всемирно известным
ученым.
У маленькой еврейской общины Петербурга не было сначала своего
кладбища, и первых трех умерших похоронили на христианском кладбище. В 1802
году община приобрела земельный участок на лютеранском кладбище, и в книге
записей лютеранской общины Петербурга отметили: "Не возбраняется евреям