"Франц Кафка. Ангелы не летают" - читать интересную книгу автора

- Разумеется, - сказал бургомистр. - Меня известили о вас сегодня
ночью. Мы давно уже спали. И вдруг около полуночи моя жена вскрикивает:
"Сальваторе (так меня зовут), посмотри на этого голубя на окне!" Там
действительно был голубь, но размером с петуха. Он подлетел к моему уху и
сказал: "Завтра прибудет мертвый егерь Гракх, прими его во имя города".
Егерь кивнул и провел кончиком языка по губам.
- Да, перед моим появлением прилетают голуби. Но как вы думаете,
господин бургомистр, следует ли мне оставаться в Риве?
- Этого я пока еще не могу сказать, - ответил бургомистр. - Вы мертвы?
- Да, - сказал егерь, - как видите. Много лет тому назад - но, должно
быть, уже необычайно много лет тому назад - я сорвался в Шварцвальде (это в
Германии) с одной скалы, гоняясь за серной. С тех пор я и мертв.
- Но в то же время вы и живы.
- В какой-то мере, - сказал егерь, - в какой-то мере я и жив. Мой
смертный челн сбился с курса: неверный поворот руля, мгновение
невнимательности капитана, какое-то притяжение моей дивной родины - не знаю,
что это было, знаю только, что я остался на земле и что мой челн с тех пор
плавает по земным водам. Вот так и вышло, что я, всегда мечтавший жить
только в своих горах, после смерти путешествую по всем странам земли.
- И вы никак не связаны с потусторонним миром? - спросил, наморщив лоб,
бургомистр.
- Я, - ответил егерь, - все время нахожусь на гигантской лестнице,
которая ведет наверх. Я болтаюсь на этой бесконечно широкой наружной
лестнице, оказываясь то выше, то ниже, то правее, то левее, и все время
нахожусь в движении. Был егерь, а стал какой-то мотылек. Не смейтесь.
- Я не смеюсь, - возразил бургомистр.
- Очень разумно, - сказал егерь. - Я все время нахожусь в движении. Но
когда достигаю максимальной высоты и уже вижу сияние верхних врат, я
просыпаюсь на моем старом челне, безнадежно застрявшем в каких-нибудь земных
водах. И главная ошибка моей давней смерти скалит надо мной зубы в моей
каюте. Стучит Юлия, жена шкипера, входит и ставит к моим носилкам утренний
напиток той страны, мимо которой мы в это время проплываем. Я лежу на
деревянном настиле, смотреть на меня не слишком большое удовольствие: на мне
грязный саван, волосы головы и бороды, черные и седые, переплелись
неразделимо, ноги прикрыты большим шелковым, расшитым цветами женским
платком с длинной бахромой. В головах у меня стоит и светит мне церковная
свеча. На стенке перед моими глазами висит маленькая картинка, изображающая,
по-видимому, бушмена, который целится в меня дротиком, старательно прячась
за дико раскрашенным щитом. На судах встречается много глупых изображений,
но это - одно из глупейших. В общем, моя деревянная клетка совершенно пуста.
Через люк в боковой стенке проникает теплый воздух южной ночи, и я слышу,
как вода бьет о старую барку.
Так я и лежу с тех пор, как я, еще живой егерь Гракх, дома, в
Шварцвальде, погнался за серной и сорвался. Все шло как положено. Я
погнался, сорвался, истек кровью в каком-то ущелье, был мертв, и эта барка
должна была перевезти меня на ту сторону. Я еще помню, как весело протянулся
в первый раз на этом настиле. Горы никогда не слыхали от меня такого пения,
как эти четыре, тогда еще сумеречные, стены.
Я с удовольствием жил и с удовольствием умер; я радостно скинул с себя,
перед тем как взойти на борт, грязное снаряжение, которое всегда носил с