"Николай Журавлев. Живут три друга (Сб. "Необычные воспитанники")" - читать интересную книгу автора

Васька. Уже полгода ему. Нынче на руках держал.
- Сын? - опешил я. - Откуда взялся?
- Девчонка была у меня в Москве. Умница. Техникум кончила, экономистом
работает. Семья хорошая, отец мастер... Вот... от нее. От Зины. Поверила в
меня, каких только упреков не перенесла дома. Ждала. Вчера согласилась
переехать ко мне в Болшево.
Снимем пока на деревне комнатку, а там, глядишь, дадут, как семейному.
Мы уже стояли с Павлом на крыльце, под сырым звездным апрельским небом,
и он все говорил, говорил, как будто прорвало его. Я озяб: еще в лесу
кое-где лежал снег. "Ну, теперь Пашка завязал. Останется в коммуне". Я
обнял его за плечо, потащил за собой.
- Аида в кладовку, дам сырого гороху, пожуй.
Да завтра старайся тише дышать.
Павел хотел еще что-то мне рассказать, но я скорее отвел его в
общежитие, вернулся к себе. Еще увидит кто, на конфликтную потащат обоих.
В конце года Павла выдвинули мастером цеха; на Красной доске ударников
производства уже давно висел его портрет. Он зажил семейно.
Коммуна наша все росла и расширялась. Строились новые цеха,
увеличивался объем производства, прибывали новые партии заключенных из
тюрем, лагерей, вливались в коллектив. Какое-то время, шебуршали, затем
"обкатывались". К началу тридцатых годов мы становились главными
поставщиками спортивного инвентаря и оборудования ДСО "Динамо". Фабрики
наши выпускали высококачественные лыжи, коньки, теннисные ракетки, бутсы,
майки и прочее. В поселке рядом с бараками строились двухэтажные
фибролитовые дома с удобными квартирами, открылись своя поликлиника,
ресторан. Воспитанников считали уже не на сотни, а на тысячи, и, конечно,
потребовались люди на руководящую работу. Откуда их брать? Из
вольнонаемных? Нет. Коллегия ОГПУ решила идти по пути выдвижения из
наиболее активных коммунаров, твердо и навсегда порвавших с преступным
прошлым.
В число таких попал и я. Меня выдвинули председателем кооператива.
Объединял он пекарню и магазин, открытый не только для коммунаров, но и
для окрестных жителей. Тут-то меня и приперла к стене малограмотность.
Хоть я и посещал вечернюю школу, но учился через пень-колоду: то некогда,
то неохота.
"Потом наверстаю". И вот принес мне бухгалтер балансовый отчет за 1929
год.
- Подпиши, Николай Антоныч.
Меня и пот прошиб. Гляжу я на колонки цифр, строчки, а в глазах
тюремные решетки: вдруг тут что "не чисто"? Подпишу и... загудел.
- Скажи попроще, - наконец взмолился я. - Проторговались? Убытки есть?
Бухгалтер улыбнулся.
- Свели концы с концами, Николай Антоныч. Даже немного в прибыли.
И пришлось мне поступить в техникум.
Что заставило меня взяться за учебники? Ведь мог бы запросто и
полуграмотным прожить: сыт, обут, женился на хорошей девушке, сын растет,
комнату получил. Чего еще надо мне, недавнему обитателю тюремной камеры?
Заставило - доверие, которое мне оказали. В Болшеве я уже был кем-то вроде
"ответработника", большими деньгами ворочал, товарами.
И то, что мне доверяли начальники ОГПУ, руководство коммуны, свои