"Лидия Джойс. Искушение ночи " - читать интересную книгу автора

предполагаемого наследника герцога или любовница графского сына. Уверен,
Гиффорд проделал все очень просто.
"Урод! Чудовище!" Он знал, что Гиффорд называл его так, ухаживая за
Летицией; а что еще негодяй наплел ей между сладкими увещеваниями, Байрон
мог лишь предполагать.
- Теперь я буду мстить. Зачем мне фунт его плоти, когда я могу содрать
с него тысячу фунтов гордости?
Виктория долго молчала. Лицо ее оставалось невозмутимым. Наконец она
заговорила, ее глаза нашли его глаза в полумраке.
- Итак, вы призвали меня сюда, чтобы начать осуществление своей
мести. - Она склонила голову набок, словно ожидая ответа. Он ничего не
сказал; ответ и без того был ясен. - И уже начали проигрывать. В ее голосе
слышалось раздражение, жесткое, циничное, насмешливое. Такой голос мог быть
лишь у женщины, много повидавшей на своем веку и давным-давно утратившей
иллюзии. Нет, она не черствая сухая старая дева. Не пресыщена, не
разочарована. Она - наблюдательница, всю жизнь просидевшая в тени,
свободная, внимательная, беспощадная. Судит ли она его теперь? Байрон
встревожился.
Она продолжала:
- Чтобы ваше обращение со мной унизило моего брата, он должен был бы
заботиться обо мне. Но ему нет до меня никакого дела. Джек уедет в Париж, в
Неаполь или Вевей, как только уговорит отца смягчиться, и будет жить там в
расточительной бедности, покуда не получит наследство. Поскольку его ничуть
не волнует его репутация, то личные неудобства, с которыми сопряжена
бедность, вызовут у него лишь некоторое замешательство.
Слова, слетавшие с ее уст, казались репликой из какого-то грубого
фарса. Глухой к оскорблениям, нечувствительный к ударам по гордости, не
видящий собственного падения... Может ли существовать такой человек? У
Гиффорда было все, о чем мечтал Рейберн; Гиффорду не нужно было красться в
темном плаще по окраинам аристократического общества, он мог блаженствовать
в свете и улыбаться, будучи уверен, что его принимают, даже обожают, в то
время как эксцентричность Рейберна терпят только ради его титула. И когда
он, Рейберн, поставил под угрозу все это благополучие, родная сестра
Гиффорда вдруг сообщает, что ее брату все это безразлично? Это был удар под
дых. Байрон не сомневался в том, что леди говорит правду. Единственным
утешением - и весьма небольшим - для него было то, что если месть не
удастся, Гиффорд останется хорошим капиталовложением, так же как еще
полдюжины молодых денди, к которым он тайком послал своего агента, чтобы тот
купил их долги по пенсу за фунт. Но Байрон не мог смириться с вероятностью
своего поражения - пока не мог. Месть могла остаться не чём иным, как
мечтой, плодом воображения, но все равно мечта эта была сладостна.
- В таком случае зачем вы здесь? - осведомился Байрон, подавив желание
стереть довольную улыбку с ее лица. - Вы души не чаете в брате и хотите
спасти имя, которое он не ценит?
- Души не чаю? Ошибаетесь. Когда мы были маленькими, он клал мне в
постель жаб.
- Тогда зачем? - повторил он, сбитый с толку.
Виктория не ответила. Лицо ее оставалось непроницаемым. Байрон ничего
не знал о ней, но уже начал на ощупь прокладывать путь к ответу на свой
вопрос.