"Отдел странных явлений: Лесоморский детектив" - читать интересную книгу автора (Котенко А. А.)

Часть 5. Быль о царевне-лягушке

Неб

Стрелок представился Иваном-царевичем. Подозрительно прищурившись, мой друг тут же пожал руку тезке-двойнику, внимательно изучая бравого парня взглядом. Сказать по правде, царевича и программиста можно было различить только по одежке: в белой рубашке — московский, в красном кафтане — местный. А вот мою голову заполонили весьма мрачные мысли. Коли у этого человека нет разницы в суженых, возможно, он болен…

— Почему я должен на тебе жениться? — возмущенно поинтересовался я, пока царевич соображал, кого ж он встретил на берегу Лихого озера. — У меня уже есть невеста, Марья-искуссница, если по-лесоморски выражаться.

Проснувшаяся от шума Милли, мышкой сидела под сосной и, вытаращив глаза на двух практически одинаковых Иванов, внимала каждому услышанному слову.

— А потому, — грустно сказал царевич, опускаясь напротив меня на колено, — что мой отец вздумал женить разом всех своих детей. Фантазия у Его величества Гороха бурная, он придумывать испытания мастак. Вот и решил, что женятся его дети так: пустят они по зачарованной стреле с перьями Жар-птицы на кончике, чтоб летели они далеко и следовали не дуновению ветра, а воле судьбы… к кому стрела попадет, той и замуж за стрелка выйти суждено…

При словах о Жар-птице я незаметно для царевича ободрал левой рукой одно перышко с ранившей меня стрелы и зажал ингредиент для зелья в кулаке. Прекрасно, можно хоть сегодня отправляться на поиски Кощея, похищенных девиц и вампира, а заодно и змея-именинника. Пока я раскладывал в уме последующие действия нашей с Иваном операции захвата, царевич увлеченно вещал о результатах сватовства братьев. Старший сын Гороха, Феофан, запустил стрелу на восток, и упала она на двор боярской дочери, венчание назначили на завтра. Средний сын — Тимофей, направил стрелу на запад, и приземлилась она на двор купеческой дочери, и он тоже завтра женится.

— А я, Иван, младший сын Гороха, дурак и неумеха, стрелять только недавно научился, — жаловался царевич. — Изо всей силы пустил я свою волшебную посланницу любви на север. Пролетела она пол-Лесоморья и…

— Попала в руку мужику! — закончил за него Дураков, нервно хихикая.

Мне тоже было смешно, но я постарался сдержаться, слишком болела раненая рука. Да и Милли, закрыв лицо, рассмеялась чуть ли не до слез.

— Вот-вот, — чуть не плача, подтвердил последнее высказывание царевич. — И теперь мне на мужике рогатом жениться.

Программист, недолго думая, хлопнул по-дружески тезку по плечу и заявил:

— Не печалься, чувак, наш Неб — мальчик симпатичный, ну-ка, улыбочку…

Ну, я ему еще отомщу, устрою веселую жизнь за такие шуточки! Но пока я решил пошутить над царевичем и оскалил зубы в блистательной улыбке.

— А если его нарядить девушкой по имени Чук, Гек или даже Юля, то и за невесту…

Это уже слишком. Пошутили и хватит. И я пихнул Дуракова в бок.

— Я больше никогда не буду наряжаться девушкой! Пусть этот царевич холостым остается, коли стреляет как Сехмет после похмелья! — крикнул я что было мочи, и схватился за больную руку. — Вылечил бы хоть, а…

Я умоляюще глядел на царевича, и понимал, что стрелять он мастак, а лекарь из него никакой. Не умел наследник престола даже жгут наложить, что и говорить о заживлении раны. Не в каждом царстве маг стоит во главе. Чем ближе правитель к колдовству, тем несчастнее и он, и его народ, проверено на собственном грустном опыте.

— Вылечу, — торжественно пообещал, искоса посмотрев на меня-'невесту', царевич, — но в тридесятом царстве и после свадьбы.

Упорству этого Ивана можно только позавидовать. Я закатил глаза. Не радужная ждала меня перспектива. Поэтому срочно нужно подыскать царевичу достойную суженую.

— Слушайте, Ваше озабоченное высочество, — поняв, что наследник престола говорит на полном серьезе, попытался вступиться за меня Дураков. — А возьми в жены Милли.

Девочка в ужасе вытаращила глаза и отползла за сосну, чтоб ее никто не достал.

— Чего прячешься? — бравым голосом крикнул программист. — В двенадцать лет самое то семью создавать. Как раз по древним обычаям. Может, хоть так из твоей головы всех Микки Маусов, Гуфи и прочих покемонов выбить удастся?

— Да-да, — подтвердил я, совершенно не представляя помянутых Дураковым персонажей (предполагаю, не менее ужасных, чем лагерная нечисть), — моя сестра вышла замуж в двенадцать лет, и тогда в ее головушке было куда больше серьезных мыслей, чем у вся…

Я запнулся на полуслове и впялился в сумочку Янсен. Кажется, я нашел решение проблемы! Девочка, дрожа, пятилась словно рак в заросли, невзирая на жгучую крапиву и колючий чертополох. А давеча, кажется, возмущалась, что ее белы ноженьки прыщами да волдырями пойти могут.

— Я… не хочу… замуж… — шептала она, отмахиваясь. — Я несовершеннолетняя! Извращенцы! Педофилы!

Вот и еще одно подтверждение моим мыслям. В мои времена девица ее возраста и красоты считалась бы завидной невестой, от женихов бы отбою не было. А сейчас этот цветок жизни машет руками, словно белены объевшись, и обвиняет всех в гнусных преступлениях. Ладно, не ее я на самом деле выдать за царевича хочу… Для местного Ивана у меня имеется и более достойная невеста.

— Отдай сумку! — рявкнул я. — А то забодаю! Или это… крокодилам скормлю!

Ни того, ни другого я девочке в глубине души не желал, однако прекрасно знал, что она напугается и нехотя протянет собиратель картинок и прочие сокровища. Отлично! Из всего ее барахла мне нужна была лишь уставшая лягушка.

— Ква, — жалобно сказала заколдованная царевна, посмотрев черными глазами-бусинками на меня.

— Вот, — исцарапанным выйдя из зарослей колючек, протянул я царевичу свое самое дорогое сокровище. — Лучше на ней женись.

— На лягушке? — скривился Иван, заметно побледнев от шока. — Вы меня за дурака не держите!

Программист рассмеялся от такого заявления, но оценил мою идею. Это, пожалуй, единственный способ вернуть сестре человеческий облик, а мне не прослыть созданием неправильной ориентации.

— Это не обыкновенная болотная лягушка, — разобиделся я, поглаживая сестру по пупырысчатой спинке, — это заморская царевна…

— Ее зовут Аня, если по-русски выражаться, — перебив, встрял Дураков.

Царевич изошел от смеха, назвав нас скудными умом. Все ясно, Яга занимается противозаконными опытами по обращению людей в животных, а мы сдуру попались на ее бесхитростные уловки и воспользовались таблетками. Ладно, еще нам с Иваном, наглотавшимся заколдованной воды, вернули истинный облик. Зато сестру-царевну теперь расколдовать невозможно. Даже гипотетический муж из тридесятого царства хихикает, заслышав о зелье лесоморской ведьмы.

Спасла положение Милли довольно странной фразой:

— Это лохотрон, уважаемый Иван-царевич.

После таких заявлений я готов был ее взаправду скормить крокодилам или голодным шакалам. Поймав флюиды ненависти, исходящие от меня, девочка вновь ретировалась в лес.

— Царевич, — я сел под дерево рядом со стрелком, — послушай внимательно. Нашел я у Водяного зелье, 'Царевна-лягушка' именуемое. Показания к применению — несчастным особам царственной крови. Я, как любящий брат, отвез это чудодейственное средство на родину, в далекое отсюда Кеметское государство, и угостил любимую сестру, которой житья не было от дворцовых интриганов.

— Э…. - протянул Иван-царевич, — а где находится это твое царство?

Ясно, не знают жители Лесоморья древней географии большого мира. Я понимал, что этот вопрос мне все равно зададут, поэтому заранее подготовил ответ:

— О, это далекое заморское государство. Лежит оно в долине черной реки среди бескрайней жаркой пустыни. Не добраться туда ни на ковре-самолете, ни на корабле, чего и говорить о лошадях, что погибнут от жажды и зноя на второй день пути после Шемахи. Но девушки там очень красивые!

Иван Дураков отправился в лес, искать убежавшую Милли, а я активно занялся сватовством. Лягушка сидела у меня на коленях и с надеждой в глазах смотрела то на меня, то на царевича.

— Почтенный шемахан, — успокоился, наконец, Иван из тридесятого государства, — но как я предстану перед отцом с лягушкой в руках и скажу: 'Это невеста моя, Аннушка'?

— Ну да, — пожал плечами я. — А на свадьбе поцелуешь и увидишь, что эти боярские и купеческие крали и в служанки не годятся моей сестре-царевне.

— Но если ты врешь, рогатый, на дыбу посажу.

— Не боюсь, потому что не вру, — гордо заявил я, представляя незавидную долю, что ждала меня в случае, если не удастся расколдовать любимую сестру.

Я вытер от крови стрелу и вложил ее в ладонь царевичу, а рядом аккуратно посадил и Анхесенпаамон-лягушку, попросив Ивана царского сына, беречь ее как зеницу ока.

Ясно, что он не представлял, как явится с жабой ко двору. Но делать было нечего, не на рогатом же мужчине жениться. Особенно, если сам 'невеста' категорически против свадьбы. Наконец, царевич испуганно вопросил:

— А сестра твоя без рогов, надеюсь?

— Конечно без! — улыбнувшись, я принялся во всех красках живописать портрет любимой сестры в ее лучших нарядах, поминая царственную осанку, гордый взгляд, учтивые речи.

О, если бы я не заколдовал ее, этот чудо-стрелок влюбился бы в мою сестру с первого взгляда. А что касается рогов, то в ближайшем времени собираюсь избавляться от них.

— Вижу, вы уже пришли к консенсусу! — Иван Дураков нес из леса перекинутую через плечо брыкающуюся Милли. — Вот и славненько! Только это… царевич. Аня наша — девушка знатная, мы ее первому попавшемуся наследнику престола в руки не отдадим. Намек понят?

— Нет! — словно дурак, открыл рот уроженец тридесятого государства.

— На свадьбу мы едем с тобой! Только погоди немного…

Царевич кивнул, а программист тряхнул черной простыней, пообещав ее мне в качестве плаща. И тут взгляд Дуракова, да и мой, упал на тоненькую книжку в твердом переплете. 'Так вот что мы украли у Бабы Яги! — проскочило у меня в голове. Похожие мысли, как понимаю, посетили и программиста.

— Почитаем по дороге, — он схватил книжицу и кивнул мне на сверток: — Накинь на плечи, а то вконец простынешь.

В свете последних разговоров о сватовстве сестры боль в горле и тошнотворный насморк отошли на второй план. Не знаю, сколько б еще времени я бы пребывал в подобном забытьи, не напомни Дураков о простуде.

Иван-царевич терпеливо ждал, пока Милли помогала мне накинуть на плечи теплую черную материю. Наследник тридесятого престола держал в руках лягушку и стрелу и пытался разговаривать с зачарованной царевной, однако, кроме 'ква' он ничего не получал в ответ.

Когда мы сообщили о готовности направляться в путь, царевич указал на тропу, ведущую вдоль берега Лихого озера на юго-восток.

Мы с Дураковым замыкали торжественную свадебную процессию. Медленно бредя по тропинке, мы изредка поднимали взгляды на спутников, и запоем читали книжку, написанную, если верить выходным данным, 'Отделом Странных Явлений' и неким японским агентом Ki.Sa, пропавшим много лет назад в параллельных подпространствах. О последних мы узнавали все больше и больше с каждой новой страницей увлекательной книги. Все же, не зря Милли стащила этот манускрипт у Яги. В этом огромном мире столько разных загадок.

Вскоре Иван-царевич вывел нас на бескрайний луг, поросший малиновыми цветами. Травы по пояс, прохладный ветер, вдоволь разгулявшись на этом пространстве, играл их мелкими лепестками, не в силах прижать к земле стойкие стебли неизвестных мне, но так приятно сладко-пахнущих растений. Посреди поляны возвышался чуть покосившийся деревянный столб с несколькими белыми цилиндрами. Странный для Лесоморья предмет встречался в большом мире куда чаще. Не знаю, как устроены эти штуковины, но с наступлением темноты благодаря им на столбе загорается огромный фонарь, освещающий все вокруг. Электричество, вот как называл это изобретение человечества Дураков.

На лесоморском варианте столба красовался такой же белый пятачок, как и на аналогах из большого мира. Но провод, вставленный туда, заканчивался почему-то на березе, растущей ближе всего к поляне. А еще под столбом на привязи, словно скотинка на пастбище, стояла облупившаяся печь, очень похожая на ту, что я видел в доме у Яги. Только в отличие от печи лесоморской дарительницы, эта пританцовывала под песню большого мира о гнусном напитке Горiлке и испускала серый дым.

Милли, увидев эту диковинку, согнулась пополам со смеху:

— Вау, это что, Макдональдс?

Царевич, услышав новое слово, любопытно посмотрел на девочку, но не стал отвечать. Он обратился к Ивану-программисту:

— Вот, мой паровоз, накидаешь в него дров, куда хочешь довезет! Только… обкурился он что-то…

Жених взял с земли длинную палку и, открыв дверцу, ткнул внутренности дымящей печки. Та вмиг скукожилась и, чихнув, вышвырнула из трубы кота, державшего в зубах скрученную из травы сигарку.

Сплюнув на землю недокуренное, животное, зашипело на явившихся к печи людей и бросилось наутек. Только дальше ельника кошачий путь явно не пролегал. Запутавшись в четырех лапах, обкуренный кот врезался лбом в один из стволов и, пошатнувшись, осел под елку.

Пока я следил за нерадивым потомком Баст, Дураков с интересом обследовал печь и спросил у жениха:

— Это что, как у Емели, только не по Щучьему веленью?

— Му-ха-ха, по щучьему веленью, — разошлась Милли и не могла остановиться.

Похоже, печка эта напомнила моим спутникам очередной миф их предков. Печь, исполняющая желания, звучит гордо. Только чем-то напоминает ушебти. Слуга для мертвеца. А когда программист провел со мной ликбез о русском народном фольклоре, я еще более удостоверился в своих подозрениях. Предметы из мира мертвых, персонажи с того света явлилсь в Лесоморье, чтобы служить живым.

— Емеля — мой прадед, — хвастался между тем царевич. — От него в наследство и достались и печка, и щука. Только сын Емелин, отец мой, Василий Горох, глупым молодцем был, щуку волшебную поджарил да съел у себя на свадьбе. После этого печь сама ездить перестала, пришлось из нее паровоз делать по чертежам, что Яга нашей семье из большого мира приволокла. Лет сто двадцать назад то случилось… Благо, умельцы из тридесятого царства осилили.

Сколько-сколько лет? Сто двадцать лет назад женился отец Ивана? Тогда каков возраст царевича? И что тут за продолжительность жизни. Поймав на себе ошарашенные взгляды Милли и Дуракова, я понял, что не один заинтересован ответом на этот вопрос.

Оказывается, как объяснил нам, шокированным, Иван-царевич, десять лет в Лесоморье приравнивались к году жизни в большом мире. Теперь-то понятно, почему Яге целых восемьсот лет. Жизнь в этом мире растянута и размеренна. И не успеть ее прожить никак не получится. Но такой стиль существования немного развращает и влечет к бездейственности. Так и вижу, как двухсотлетний царевич, наигравшись вдоволь, не представляет, где ж найти ему невесту. Клуба знакомств, изобретения большого мира, здесь нет, поэтому и приходится пускать стрелы любви на все четыре стороны. Еще лет за сто точно найдется достойная царевна.

Хотя мне этот мир нравится. Получается, что сестра моя двадцатидвухлетняя надолго тут еще останется молодой и цветущей, радующей глаз царевича из тридесятого государства.

Иван Дураков с восхищением смотрел на ожившую сказку и до сих пор не мог поверить, что он совершит путешествие по Лесоморью на таком незамысловатом для данной местности транспорте. Будь на то моя воля, я б на слугах мертвых не катался. Но, раз напросились на свадьбу, придется потерпеть. Очень надеюсь, что за это время не случится ничего непоправимого.

Пока я мечтал о завидной судьбе сестры, царевич достал из-под трубы связку дров и кинул в топку. Печка ухнула, проглатывая сухие березовые доски вместе с хворостом, и заплясала.

— Она готова, — махнул в сторону печки Иван-царевич, — а вы?

— Всегда готовы! — отрапортовал программист, вслед за царевичем прыгая на печку.

Он подсадил Милли и помог забраться раненым (то есть, мне). Задача оказалась не из легких, если считать, сколько раз я очень неудачно задел раненой рукой камни. Места едва хватило, да и печке было тяжеловато тащить на своей спине трех взрослых мужчин и девочку.

Печь-паровоз шла напролом через лес. Ее труба выдыхала сизые клубы дыма. Все звери в окрестностях, завидев страшный людской транспорт, прятались по кустам, а птицы переставали петь и разлетались на безопасное расстояние. Но двигалась махина каменная, подгоняемая теплом из топки, намного быстрее человека, и не прошло и часа, как мы, взобравшись на высокий поросший низкой травой и васильками холм, увидели белые городские стены тридесятого царства.

На ярком летнем солнце ослепительно сверкали купола нескольких храмов, а крыши царского дворца сияли всеми цветами радуги. По трем дорогам: одна с запада, другая с востока, а третья с севера, стекались к высоким красным воротам с подписью 3.10 многочисленные упряжи и пешие странники.

Иван Дураков, ткнув в сторону вывески с числами, погрузился в поиски информации из книжки от ОСЯ и Ki.Sa о подпространствах. Как программист разбирался в этой куче незнакомых мне иероглифов, я не представлял. Иногда записи на странном языке перемежались несколькими абзацами текста, содержащего научное объяснение всех волшебных явлений, творящихся в параллельных большому миру подпространствах. В некоторых разделах встречался и заголовок касательно выхода в большой мир. Очень часто в тексте можно было видеть записи, именуемые теоремами и аксиомами, в которые мой друг вчитывался с особым вниманием. Как он объяснил позже, на этой теории и держалось Лесоморье и сотни других подобных подпространств.

— Это не тридесятое царство, — буркнул под нос программист, а потом бросил беглый взгляд на меня и царевича, — это город, стоящий в размерности три целых десять сотых. Но если эту метку идентифицируют как тридесятый…

— Ваня, ты что, понимаешь эту страшную книжку? — Милли подобралась к нему поближе.

— Так ты читала ее? — удивился парень.

— Нууу, — протянула девочка, — конечно. Это я решила ее захватить. Потому что Яга сказала, будто нам не выбраться, а тут какие-то странные руны написаны… Вдруг поможет кому проводить нас обратно!

— Иероглифы, — вставил я свою шутку.

А царевич сидел и любовался своей будущей женой-лягушкой, но краем уха и он слушал обсуждение подозрительной магической книги.

— Математический аппарат, — поправил нас программист. — Не в этом дело. Если я правильно понимаю написанное в этой книге, то мы можем без проблем выйти в произвольной точке нашего мира и в любом временном промежутке, даже миновав пресловутый Лес Судеб и его хозяйку. И если я все аккуратно подсчитаю, то мы сможем вернуться в 'Березку' с девочкой еще до рассвета. И Кощеенко ничего не узнает о нашем спецзадании, и мы спокойно доработаем смену как…

— Кощей? — встрепенулся Иван-царевич, услышав знакомое слово, — Что вам от него надо?

— Ничего особенного, — улыбнулся Дураков. — Всего-навсего обезвредить его молодую женушку-вампиршу и найти тела ее жертв.

Местный Иван, узнав о наших планах, содрогнулся. Все ясно, хорошо напугала лангсуяр лесоморский народ, если даже обитатели дворца трясутся от страха, заслышав о ней.

— Эта девка, — оглядываясь по сторонам в поисках подслушивающих, шикнул царевич, — уже почти седьмицу как рыщет по тридесятому царству. Говорят в народе, будто нужна ей внучка кощеева, колдунья сильная. Потомков-то у нашего Бессмертного за полторы тысячи лет народилось немало!

А ведь точно! Если беременность длится, как и в большом мире, девять месяцев, то мир сей населяют потомки до десятого-двадцатого колена.

— Только говорят в народе, — продолжал тем временем Иван, — что не любая наследница нужна девице заморской, а самая последняя!

Рассуждаем логически. Лангсуяр пыталась добраться до Милли, младшей правнучки Кощея, а теперь рыщет по тридесятому царству. Отсюда можно сделать два вывода: либо кто-то ей сказал, что девочка идет в эту крепость или находится в ней, либо вампирша верит в смерть Янсен и разыскивает следующую жертву. Уж где-где, а на родине царевича внучек, правнучек и пра-пра-пра…внучек Бессмертного полгорода наберется.

Что ж, мы неотвратимо приближаемся к логову жертвы. У нас есть живец, и ее еще предстоит уговорить сыграть свою роль. И, что самое главное, имеется повод, по которому нас не могут не впустить в город.

Подъехав к воротам, Иван-царевич замахал шапкой, приветствуя доблестную охрану. Она с поклоном расступилась, впуская в тридесятое царство наш паровоз. Кстати, если бы не наследник престола, мы имели все шансы быть задержанными. Краем глаза я успел заметить, как на воротах с каждой стороны въезжающих в город встречал мой портрет с разыскного плаката.

— Если пространство здесь имеет дробную размерность в одну десятую, — рассуждал программист, когда печь уже мчалась по мощеным мостовым мимо мастерских и постоялых дворов, — то магия времени в городе не так сильна, если верить теории этого Кисы. Все, что не связано с изменением времени, ускорением или замедлением процессов, работает так же, как и во всем Лесоморье.

— Еще бы что понять, — буркнул я в ответ.

— Всему свое время, — отмахнулся царевич, — а теперь я бы устроил вас в избе у моей троюродной тетки.

Иван показал нам на двухэтажный сруб с белыми ставнями, во дворе у которого паслись несколько козлов и бегала стайка кур. За последними, чинно шагая, наблюдал огромный рыжий петух. Попробуй подойди — заклюет.

— Тетушка Агафья! — маша шапкой, звонко поприветствовал царевич полную женщину в зеленом сарафане, что вышла на порог.

— О! Иванушка! — развела она руками, когда наш царевич спрыгнул с печки и утонул в ее объятьях.

Нам пришлось довольно долго топтаться у ворот, ожидая, пока Иван во всех красках расскажет о невесте и предъявит Агафье очаровательную лягушку. Тем временем я озирался по сторонам в поисках коварной вампирши, разыскивающей по улицам русского городка очередную жертву, способную продлить ей жизнь.

— Заходите, гости дорогие, чего на пороге топчетесь? — воскликнула Агафья и приветственно махнула нам. — Проходите-садитесь, в ногах правды нет. Сейчас накормлю, баньку истоплю, пока царевич наш батюшку навестит.

Апчхи! Пошатываясь, я направился вслед за Дураковым и Милли. Голова шла кругом то ли из-за потери крови, то ли от простуды. Но как я был счастлив свалиться на пуховую перину, скинуть с себя черную простынь и халат и забыться в крепком сне. И только когда открыл глаза, я понял, что заботливая хозяйка, пока я спал, успела обработать мою рану и наложить на нее чистую повязку.

Агафья, эта дородная женщина, не отходила от моей кровати ни на шаг и не давала мне даже подняться.

— У тебя жар, касатик, — причитала она, — ты ранен, на ногах не стоишь, простуда ужасная. Лежи, я тебя быстро на ноги поставлю.

— Э, госпожа, — потупившись, поинтересовался я, — можно ли отложить мое лечение на часик-другой, мне сестру сосватать Его величеству Гороху надобно.

— Дык, — развела руками румяная женщина, протянув мне целую кружку горячего (какой кошмар!) молока с разными слащавыми примесями, — друзья твои уже отправились во дворец…

Несомненно, Ивану Дуракову я могу доверить практически все, кроме, пожалуй, сватовства любимейшей сестры. Представляю, как царевич знакомит отца с…лягушкой. Тут нужен весомый довод, чтобы парня не лишили титула и наследства после подобного заявления.

— Госпожа Агафья, — хитро прищурившись, я поднялся на локтях, — не могли бы вы сходить на базар и купить для меня одну вещь?

Вопросительный взгляд карих глаз — как раз то, чего я и ожидал. Нужно действовать скорее и наверняка, вдруг у меня есть еще шансы догнать товарищей и вместе с ними поучаствовать в церемонии знакомства с венценосным родителем.

— Пожалуйста, принесите мне…

И я принялся воодушевленно перечислять ингредиенты для одного зелья, которым придворный доктор лечил нас с сестрами от простуды. Судя по климату и растительности Лесоморья, заботливой хозяйке потребуется немало времени и средств, чтобы отыскать редкие для этой местности травы и сборы. Ясно, что ее венички, гирляндой украшавшие входы в комнаты, в качестве заменителей не подойдут.

— Это волшебный кеметский эликсир, — закончил перечисление я, — способный даже мертвеца поднять за полчаса. Принесете?

— Если, друг мой заморский, — насупилась Агафья, — это единственное, что вернет тебе здоровье…

Я, сверкая глазами, активно кивал, не боясь вызвать у заботливой лекарки подозрения. Попалась, доверчивая женщина! Взяла корзину и помчалась на рынок, строго-настрого наказав мне не вставать с постели и не выходить из дому. Она предполагала, что я буду весь день лежать и разглядывать проеденные жуками брусья на потолке ее гостевой комнаты? Зря она мне доверилась.

Потому что как только за Агафьей захлопнулась дверь, я бесшумно соскользнул с кровати и уселся рядом с сундуком хозяйки. Среди женских нарядов надо б отыскать нечто похожее на одеяние заморского принца, сопровождающего свою заколдованную сестру. А то одежда от Яги хоть и удобная, но за два дня успела испачкаться и местами изорваться. Вряд ли Горох, взглянув на меня в грязных кожаных штанах и драном незастегивающемся халате, поверит в мое царственное происхождение…

Царь Горох был вне себя от счастья, когда встречал явившихся к нему за благословлением старших сыновей: Феофана и Тимофея. Боярская невеста Маруся и купеческая Фёкла были как две капли воды похожи одна на другую, словно родственницы кровные: высокие, но при этом худые, с редкими русыми косами, повязанными одинаковыми зелеными лентами. Купечаская дочка от Маруси отличалась более осмысленным взглядом карих глаз, тогда как полузакрытые очи боярской дочки на бледном как пелена лице не выражали никакой заинтересованности в жизни и будущем муже. И что нашел в этой девушке Тимофей — не мог понять царь Горох. Однако ж, женить сына надо, и партию наследник выбрал достойную. Фрол, отец Фёклы, часто привозил в царские терема заморские товары диковинные, и Горох прекрасно отзывался о своем будущем тесте. Боярской же дочке, Марусе, скорее всего и предстояло взойти на престол вместе со старшим сыном царя. И от этого гордость девицы хлестала через край.

Слуги Гороха, девицы в красных сарафанах, налили по кубку вина царю-батюшке, старшим сыновьям и их невестам. Государь решил не ждать припозднившегося Ивана-царевича да выпить за счастье и любовь.

— Иван — мой достойный сын, — учтиво заявил Горох, поднимая кубок, — я искренне обрадуюсь, если он приведет ко двору достойную невесту. Но, чувствует мое сердце, поиски его затянулись, что будущие жены моих старших сыновей томятся в пустом ожидании уже несколько дней. Так выпьем же за то…

Царь оборвался на полуслове, потому что в залу вбежал запыхавшийся опричник и, упав в ноги государю, протараторил:

— Ваш сын, Ясно Солнышко, младший сын Иван, явился… Да не один.

Царь Горох повел бровью, с удивлением уставившись на золотые ворота…

С таким выражением лица мы его и застали, всей компанией представ пред его ясными карими очами государя. Меня, правда, долго не хотели брать в этот поход, чуть не отправили валяться в постели и лечиться, начав мотивировать тем, будто льняная рубаха до колена и куча бус на шее да браслеты Агафьи на предплечьях — вовсе не наряд заморского царевича, а ворованные у троюродной тетки Ивана вещи. Так оно и есть, но внешне эти одежды и украшения весьма напоминали кеметские мужские наряды. Закончили товарищи заявлением, будто не подобает заражать дочерей почтенных купцов да бояр кашлем заморским.

— Я должен собственноручно сосватать любимую сестру, — уперся я словно осел, которому предлагают самолично явиться на бойню, — потому что виноват перед ней, оставил одну в смутном царстве. И никто мне, апчхи, не помешает.

Голова кружилась, ото лба шел жар, но я находил в себе силы держаться на ногах.

И вот мы вчетвером: я, Дураков, Милли и царевич, — стоим перед Горохом, а у наследника престола на ладони сидит лягушка.

— Здравствуй, сын мой младший, Иван, — снисходительно улыбнувшись, сказал Горох. — Вижу, что привел ты невесту слишком молодую, но прекрасную.

Несложно догадаться, царь проанализировал состав нашей компании, обнаружив в ней единственную женщину. Однако ж, как он ошибался. Царевич покачал головой и, шагнув к отцу, протянул ему руку с лягушкой:

— Вот моя невеста, отец! Царица кеметская, Анна.

Улыбка медленно покинула сиятельное лицо главы тридесятого государства, со щек сошел румянец, а редкая седеющая борода чуть ли не встала дыбом.

— Ты куда стрелял? — топнул по мягкому ковру царь, то ли с жалостью, то ли с недоумением рассмотрев показанную сыном невесту и стрелу с общипанными перьями Жар-птицы.

— А… куда глаза глядят! — улыбнулся Иван. — Зато удача меня не подвела! Царевну заморскую нашел!

По тронному залу волнами разошелся приглушенный смех. Этого и следует ожидать, не верит народ в чудеса и магию превращений.

— Например, я, — ударил себя в грудь Феофан, сдерживая хохот, — специально целился на Маруськин двор. Мы давно любим друг друга, и мне нелегко пришлось заколдовывать стрелу то и дело норовящую улететь в дом одного вредного дьякона.

Тимофей, проведя рукой по густым усам, тоже вставил свое:

— А я специально в обоз Фёклин стрелял, потому что неравнодушна мне она. А ты… никого никогда не любил, и потратил стрелу волшебную попусту.

— Позвольте… — я встал рядом с царевичем. — Мне очень грустно, что наследники престола тридесятого государства непочтительно относятся к моей заколдованной сестре. Ведь стоит жениху на свадьбе поцеловать лягушку, как обернется она прекрасной девицей.

— Ну-ну, — заливаясь от смеха, издевалась Фёкла, — знаем мы это чудодейственное зелье от бабы Яги. Ни одна лягушка еще после него не расколдовалась! Все царство прекрасно помнит Фроську, дочку опричника Кузьмы. Так в болотах у Водяного и сгинула красавица. А жених ее, сын попа Амвросия, повесился на осине с горя.

Меня словно замкнуло. Какой ужас! А если, и правда, нет противоядия? Ждет меня дыба. Остается надеяться, что раз зелье зовется 'Царевна-лягушка', то и пить его должны девушки соответствующего происхождения, а не дочери всяких опричников. Да и женихи, если верить инструкции, царского должны быть роду.

Если не верят при дворе в таблетки, то пойдем другим путем и позволим себе немного соврать. Милли и Дураков внимательно слушали каждое мое слово. А я, воодушевившись мотивами русских народных сказок, выдумал некий обычай кеметских земель, согласно которому все наши царевны, пожелав выйти замуж, являются к некому жрецу, и тот их обращает в неприглядных животных.

— Зачем? — лица всех присутствующих вытянулись от удивления.

Объяснение — элементарное: чтобы полюбил девицу достойный жених не за очи прекрасные, не за фигуру складную и не за груди упругие, да не за поцелуи страстные, а за душу добрую и колдовство созидательное, коим славятся, якобы, все наследницы кеметского престола. За такую ложь никогда мне не очутиться на камышовых полях после смерти. Но ради блага сестры я готов был пойти на любой обман.

— О, заморский царевич, — учтиво обратился ко мне Горох, — коли волшебная стрела попала туда, где жила ваша сестра, значит, судьбе так было надобно. Да, Иван-царевич, женись тепереча на лягушке!

И Горох ткнул пальцем в сторону младшего сына, а потом тихо, чуть слышно добавил:

— Только не жалей, что у братьев девицы красные в хозяйках, а у тебя — домашнее животное.

Откуда ни возьмись, перед нами очутилась служанка, высокая девица в алом сарафане и с сиятельными синими глазами. Она протянула наследнику престола блюдо с бело-голубой росписью, посреди которого лежала небольшая бархатная подушка. Туда и усадили со всеми почестями мою сестру. А стрелу, на которой никто не заметил остатков крови, велено было унести в царские сокровищницы как семейную реликвию.

— Так, — объявил царь Горох. — В свете недавних событий, свадьбу сыграем через три дня. А наследником престола станет тот, чья невеста лучше себя проявит в качестве царевны. Ведь царь — батюшка всего народа, а его супруга — матушка. Достойная должна быть будущая мать народа лесоморского.

Пригорюнился Иван, и только лягушка жалобно квакнула ему, мол, не расстраивайся, прорвемся, я царевна настоящая, престол для тебя завоюю как-нибудь. Да и мы втроем приободрили младшего сына Гороха: не вешай нос, брат, поможем, где наша не пропадала? Отдел странных явлений с такими плевыми делами запросто справляется.

— Значится так, — расхаживая по тронному залу, декламировал Горох, а сыновья внимали каждому его слову, тогда как царский писарь регистрировал все сказанное правителем. Бояре стояли у входа и покорно кивали.

— До завтра зазнобушки ваши должны сшить мне по рубашке. Но не простые, а волшебные.

— Слушаемся, батенька, — поклонились сыновья.

Синхронно развернувшись на каблуках, словно натренированные стражники, Феофан и Тимофей взяли своих зазноб под руки и, одарив младшего брата и его компанию картинным сочувствием, удалились.

— Ладно, — шикнул царевич, что услышали только мы с Дураковым, — если эти ребята подсунули мне свою жабу, то пусть теперь и выкручиваются!

'Не бойся, — я решил бросить мысль в сознание жениха моей сестры, — я твоих братцев знать не знаю, а лягушка у меня правильная! Доверься, все будет хорошо!

Поймав его недоверчивый взгляд, я отвернулся. На его месте я бы тоже пребывал в полном смятении.

— Жаба за ночь мне рубаху не сошьет, — сокрушался Иван-царевич, когда пил мед в доме у тетушки Агафьи.

Я, наказанный за самодеятельность и опустошение хозяйских сундуков, послушно разделся и сидел в постели, прижимая раненую руку к груди. Да, хозяйка не нашла практически всех перечисленных мной трав, и разгневалась, когда поняла умысел.

Иван-царевич поднялся из-за стола и подошел к окну. Ударив кулаком по подоконнику, он схватился за голову, причитая о своей незавидной судьбе. Конечно, жениться — дело нехитрое. Выслушать святые слова жреца и поцеловать зазнобу очень просто, куда тяжелее жить потом с избранницей. И царь это прекрасно понимал, вот и устроил своим будущим невесткам испытания. Хозяйственную он царевну для наследника престола ищет. Уважаю Гороха. Была б сестра человеком, ничего б ей не стоило заколдованную рубаху пошить и другие задания царя-батюшки выполнить. Но что может лягушка? Тем более, за одну ночь. Не благословит Горох на такой брак своего сына или наследства лишит. Плохо дело.

Милли, затаив дыхание, сидела на печи и внимала каждому слову, произнесенному в тереме. Дураков изредка пояснял девочке суть происходящего, и та кивала в ответ.

— А знаете, — предложила Янсен, — есть такая рубашка волшебная, 'made in China' называется. У нее рукава на молнии отстегиваются. Такого чуда царь тут явно не видел.

— Да уж, — фыркнул Иван Дураков, — куда ему до китайской барахолки. Но я шить не умею — это раз. Смысла в такой рубахе для Гороха не вижу.

— Забавно же! — возмутилась девочка. — Ни у одного царя такой рубахи нет, а у Гороха будет! И станет он хвастаться перед коллегами на международных саммитах, что подарок это любимой невестки, вот!

— Тьфу, — скривился я. — Но пока у нас нет более подходящих идей… Милли, давай, покажи, что ты умеешь лучше всякой местной белошвейки мастерить! Сшей нам рубашку с отстегивающимися рукавами!

Девочка вытаращила глаза и открыла рот. Она попыталась отвязаться от миссии, говорила, что она только мишку по выкройкам в начальной школе шила, и что по труду у нее твердая тройка, что шить в ее время уметь не надо. А то как же, все можно купить в магазине.

— Тебе сказали сшить? — хрипел, но вопил я. — Значит, сшей! Научишься заодно. И, главное, рукава.

— А давайте Ванину рубашку снимем и царю отдадим, — хитрила девочка, — или халат твой, а, Неб!

— Это не обсуждается, — я не шел ни на какие уступки. — Царевич, берите нашу белошвейку, купите ткани в городе и дерзайте, у вас получится. Если оплошает — можно смело скармливать крокодилам! Или как у вас модно — на дыбу усадить!

Милли попыталась убежать и запереться на втором этаже, но против двух парней и Агафьи, уже решивших за нее все, она не смогла ничего поделать. Вскоре она оказалась связанной и перекинутой через плечо царевича.

Милли Янсен

Мы с Иваном не долго вихляли по однообразным улицам. Избы разной степени покошенности и протекаемости: с ветхими и не очень крышами, торчащей между бревен грязной серой ватой и кривыми ставнями, — явно принадлежали не самым богатым слоям населения. Зато, миновав трущобы тридесятого царства, мы очутились в сказочном городке, где каждый домик был сделан словно из разноцветных пряников. Красивые росписи на ставнях, флюгеры в форме изящных птиц и животных, только двери не стальные, да окна не из стеклопакетов, а так… типичные таун-хаусы с гаражами, где стояли черные…мерины с лоснящейся шерстью. Среди всей красоты элитного района изба купца Фрола выделялась яркой терракотовой черепицей (почти как у нас в Стансе, ясно, из Европы торговец стройматериалы привез) и белоснежными ставнями с изображением розово-черных кошек, выгнувших спины. Приглядеться к избе — сразу заметишь, что над ее оформлением работало с три десятка заморских дизайнеров. Русского стиля в ней — только и есть, что бревна сруба. Невеста царевича Тимофея, Фёкла, сидела перед домом и разворачивала один рулон заморской ткани за другим. Среди них я заметила и китайский шелк с черными узорами, и темные бархаты с вышивкой люрексом, и тончайший белый лен, и шерстяные полотна и многое другое, что можно было встретить не только в сказке, но и в магазине тканей большого мира. Фёкла щупала материи тонкими пальцами и пыталась выбрать ту, которая царю могла понравиться больше всего.

— О, здравствуйте, — поклонился Иван, поставив меня на землю, — не мог бы почтенный Андрей продать мне пять метров лучшей ткани.

— Фи, — отозвалась Фёкла, и на ее милом, как мне показалось с первого взгляда, личике, появилась недобрая гримаса, — на твою жабу, царевич, только материю переводить.

Пепельная блондинка с крысиным хвостиком вместо косы лишь на фотокарточке могла показаться симпатичной. И то, после тщательной ретуши в фотошопе. Скажи девице что-нибудь против ее воли, так изуродует лицо злобой, что даже жениху милой не покажется. И как только посланница любви Тимофея приземлилась на пороге у этой избалованной заморскими тряпками девушки. В свои двадцать, или семнадцать, может быть, и все тридцать… сложно определять возраст людей, которые старше тебя (а если брать в расчет здешнюю растянутость во времени, то невесте могло оказаться и далеко за восемьдесят)… она вела себя как девчонка, изнеженная отцом. Привозил Фрол и цветочек аленький по просьбе дочери несколько лет назад, и теперь диковинка сказочная, засушенная в гербарии, висела рядом с подковой над дверью. Не думаю, что это просто мак на самом видном месте приколочен.

Услышав недовольные восклицания дочери, на пороге появился отец. С виду человек достойный и, можно даже сказать, благородный. Малиновый персидский (по-здешнему — шемаханский) халат подпоясан алым кушаком, а на шее — три массивных золотых цепи. В его добрых синих глазах я на мгновение нашла понимание, а припрятанную в густой бороде улыбку расценила как желание помочь и просьбу быть снисходительными к его капризной дочери, выдавшей нам с Иваном-царевичем целую лекцию о заморских тканях и недопустимости перевода дорогой материи какой-то болотной жабой.

Честно признаться, я видела царевну Аню, и она вызывала у меня куда больше симпатии, нежели эта изнеженная капризуля.

Фёкла, завидев отца, тут же оказалась на пороге и, обняв батюшку за плечи, что-то нашептала ему. После мужчина кивнул и пообещал нам с царевичем, что снабдит лягушку пятью аршинами мешковины. А я-то надеялась на рассудительность купца. Не думала, что торговец — пленник капризов родной дочери, возомнившей себя принцессой раньше времени. Да если б не любовь Тимофея, вряд ли б зачарованная стрела не упала на порог этого терема.

— Да, — вспомнил Иван-царевич, когда слуги уложили перед ним рулон грубой коричневатой материи. — Еще б нам утюг не помешал. Во дворце и у тетки Агафьи, конечно, можно позаимствовать, но я бы невесте хотел подарить новый.

Купец ухмыльнулся и приказал высунувшемуся из дома мальчику-слуге притащить один из недавно купленных на севере утюгов. О, да мужик над нами издевается! Такое изделие моя бурная фантазия не смогла бы представить даже в самом страшном сне! Да им не только лягушку всмятку можно раздавить, но и меня. Кстати, а утюг-то бракованный оказался, без провода и регулятора температуры, и как только таким гладить что-то можно. О танке для воды я, вообще, молчу: да этим черным кирпичом с деревянной ручкой ничегошеньки не отгладишь. Одно слово — пресс.

— Господин Фрол, — учтиво встряла я, — вам, как купцу знатному, должно быть известно, что лучше 'Филипса' утюга не сыскать. Так что ж вы предлагаете царскому сыну?

— Красавица, — расплылся в улыбке торговец из тридесятого царства, — утюги господина Филиппа всего-то в полпуда весом, а этот, в Кощеевом государстве купленный, в два пуда будет.

Тупой носик, грязная подошва… да таким утюгом только затяжки на платьях оставлять и обеспечивать прибыль лучшим местным бутикам.

— Фи, — скривилась я, — не царский это утюг, а гиря для спортсменов.

— Стой, госпожа Милли, — шикнул вдруг на меня Иван, — это, действительно, один из лучших утюгов Лесоморья.

— Но у него и провода нет! Как его включать, а?

— А зачем его… включать, девочка? — теперь уже и царевич, и купец одарили меня непонимающими взглядами. — Уголья засыпать и утюжить…

Со мной случился культурный шок. Или наоборот, полнейшее офигение! В Лесоморье техника настолько далеко ушла, что появились беспроводные утюги. Приеду в Станс, расскажу маме, напишу в Интернете, может, кто из производителей случайно забредет в мой блог и увидит гениальную идею на миллион!

Я попыталась поднять поставленную передо мной бытовую технику, но чуть сама не свалилась. Да уж, точно, 'Филипсы' раз в десять легче и маневреннее. Но, вроде бы, и первые сотовые телефоны были весом и размером с кирпич.

— В ее царстве другие утюги, — учтиво объяснил купцу Иван.

А я принялась живописать Фролу о магазинах бытовой техники с их скидочными акциями, о легких маневренных утюгах, которые хоть и с проводом, но позволяют без затяжек разглаживать тончайшие ткани, о холодильниках и телевизорах, двд-плеерах и прочих необходимых для жизни диковинках. Мой рассказ бы продолжался вечно, если бы царевич не намекнул, что предстоит еще доставить лягушке ткань и утюг.

— Надеюсь, царевну не раздавите, — съехидничала напоследок купеческая дочь, скрываясь в роскошном тереме, держа в руках кусок красивой материи, не сравнимой с мешковиной, что я несла на своем плече до дома Агафьи.

Царскому сыну пришлось волочь неподъемный утюг. Глядя на его кислое лицо и ловя не самые добрые взгляды, я понимала, что он в тайне надеялся, что авантюристы, сплавившие ему лягушку, гладить изделие будут сами.

— В проигрышных условиях начинаем, — констатировал Иван Дураков, когда мы с царевичем разложили перед ним и Небом свою покупку. — А если они к нам со злом, то мы в долгу не останемся!

— На чужом несчастье счастья-то не построишь! — отозвалась из соседней комнаты Агафья.

— Верно, — звонко ответил Дураков, — они пытаются унизить нас и вывести из игры, а мы им устроим школу хороших манер!

Пока царевич и мои спутники обсуждали планы воспитательных мероприятий для невест старших братьев Ивана, я принялась за раскрой царской рубахи для Гороха. Размер? Чем больше, тем лучше. Безразмерные китайские футболки подходят всем, только длина рукавов у всех разная и шов на пройме у кого под шеей, у кого — ниже локтя. То же самое касается и длины. Если метр отрежу, точно, мало не будет, а два — так тем более. Ну и вырез… если обхват головы максимум шестьдесят сантиметров, а у щуплого Гороха, может, и пятьдесят пять, то, поделив на два пи, получим радиус, и на глазок вырежем отверстие посередине.

Кажется, Агафья что-то кричала, но, увлеченная процессом, я отгородила себя от окружающего мира. Неб, вроде бы, куда-то ушел, и хозяйка снова принялась орать и возмущаться. А я стригла ткань в творческом порыве. Жаль, что шитья на уроках труда у нас в школе практически не было, теперь наверстаю упущенное.

Вскоре я продемонстрировала всем присутствующим вырезанную из мешковины футболку длиной в два с половиной метра, шириной в аршин, да еще и с цельнокроеным рукавом. Что поделать, если ткань такая была.

— Аппликация, — протянул Иван Дураков, — я бы это носить отказался. Пропала наша царевна.

Рубашку между тем укоротили, попробовали сшить тонкой ниткой, которую притащил Дураков из той же лавки: других, говорил, не продавали. Ох уж этот Фрол со своей дочуркой — выставляет невзрачную Фёклу в лучшем свете за счет унижения других. Бизнесмен, не поспоришь, уничтожает конкурентов, чтобы стать монополистом. Известная техника.

А после того, как царевич померил на себя моё новомодное творение, то с кислой миной на лице заявил:

— Отец лягушку за такое на дыбу посадит.

В этот момент он смахивал на грязное привидение.

— А что в этой рубашке неправильного? — почесал в затылке программист и пошутил. — Лично мне нравится. Костюм орка для ролевухи. Только меча не хватает. А еще лучше — костюм Лешего для новогоднего карнавала у подножья горы Добрыниной…

— И что тут волшебного? — разочарованно вздохнул царевич. — Надо было у белошвейки какой попросить заказ исполнить, а не у вас…

Он обиделся и, не снимая рубища, покинул избу. Только Агафья, охая, выбежала на крыльцо, но и ей не удалось догнать троюродного племянника.

Неб

Таз для стирки в якобы волшебном растворе стоял прямо под окном невесты Фёклы. Напевая веселые мотивы, девушка разглядывала получившуюся рубашку: лучшая ткань, красивейшая вышивка, мерки с царя Тимофей самолично снимал. Пригодились и лекала, полгода назад на всякий случай отцом из царства германского привезенные. С таким подарком для государя станет она первой рукодельницей в тридесятом царстве и любимицей царя и его среднего сына. Они будут ей преподносить разные подарки, холить и лелеять, о большем и пожелать невозможно. Слишком громко думала купеческая дочка. Достаточно было сидеть под забором и слушать поток ее мыслей.

Будь я на месте царевича Тимофея, я бы такую девицу к себе и близко не подпустил. Похвально, что она все делает для себя. Но ее эгоизм не знает предела и рано или поздно погубит и царевича, и государство. Если ее изысканный подарок найдет место в сердцах правителей, их ничем не переубедишь, поэтому придется причинять вред во благо…и открывать истинное лицо капризной купеческой дочурки.

Рыжий кот прогуливался по подоконнику и подозрительно много мяукал. Он терся об окно, показывая всем видом, что ему тут нравится. Но животное было не одно, а в компании черной и черепаховой кошечек, соседских мохнатых невест. Трио устроило такой концерт, что несчастной девушке приходилось то и дело отгонять животных куда подальше.

Но котов с каждой минутой прибывало. Они шли к окну царской невесты, словно паломники в храм на поклонение, а девушка ничегошеньки не понимала.

Она выстирала рубашку и положила ее сушиться на веранде. Если верить знахарке, которой девушка заплатила за эликсир, то после стирки изделие должно было стать непробиваемым для стрел. Это я вычитал в мыслях невесты. Царю такое диво как раз полезно: немало завистников в боярской думе у Гороха имеется. Я б и сам был не прочь подобную рубашку приобрести.

Фёкла, поняв, что от кошек ей не отбиться, пошла в избу за кочергой, а рубашку тем временем облюбовали животные из соседних дворов.

Ой, не знала девушка, что пока она кота своего гоняла, я подлил в тазик со стиркой немного валерьяны. И никакой магии! Только опять бой-баба Агафья станет орать, мол настой ее израсходовал, а еще и о моем подорванном простудой здоровье помянет. А что я? Из-за ее заботы пришлось из дома бежать в одних штанах да сапогах, завернувшись в черную простыню. Забрала она и халаты, и рубахи, чтобы не повадно мне было на улицу уйти. А болеть-то некогда! Так что, пока я не собирался возвращаться в избу троюродной тетки царевича… Кстати, о царевичах. Он как раз прошел мимо в странном наряде, в котором в темноте его не отличить от дородной девицы…

Иван-царевич брел по вечерним улицам тридесятого царства, пригорюнившись: понадеялся на заезжих авантюристов, не видать ему теперь отцова наследства, ждет его позор неописуемый. Шел он себе и шел, куда глаза глядят, невзирая на окрики и огни, горевшие в окнах многочисленных изб. И только очутившись на кладбище, огляделся.

Промозглый ветер забрался под рубище из мешковины, неприятный запах витал повсюду, а земля на новых могилах, казалось, шевелилась. То был обманчивый серебристый свет полной луны, спрятавшейся за кроной раскидистого дуба, повидавшего на своем веку многие похороны.

Усевшись под одним из покосившихся крестов, царевич достал из-за пазухи несчастную лягушку.

— Ква, — отозвалась заморская царевна, глядя на него черными глазами-бусинками.

— Вот, погляди, что мне твои касатики смастерили… Была бы ты человеком, ты бы меня так не опозорила.

Устроив лягушку на кресте, Иван повернулся к ней и спиной, и боком, и передом.

— Почти как баба, — вздохнул царевич.

Тихий шелест за спиной заставил его содрогнуться. Но не успел царевич посмотреть, кто пришел про его душу, как оказался в леденящих сердце объятьях.

— Красавица, поделись со мной… жизнью… — прошипел незваный гость.

Его холодные пальцы медленно погладили царевича по артерии на шее. Лягушка, прижавшись к могильному кресту, сидела и дрожала от ужаса, когда белые клыки, сверкнув на мгновение в свете луны, вонзились в плоть Ивана.

— Брось мужика! — рявкнул я, выскакивая из кустов и кидая черную простыню в вампира.

Лангсуяр отстранилась от уже усыпленного царевича и обернулась в мою сторону. В ее алых глазах горел огонь ненависти, а на лице даже в темноте, читалось ясное: 'Как ты мне надоел, параноик!

Милли Янсен

Боярская дочь Маруся не успела днем доделать свой подарок Гороху, и последние стежки ложились на подол уже при свече. Рубашка у нее получалась славная, из купонной ткани, с расписными краями. Ее любимый Феофан, не дождавшись, когда невеста закончит, уснул прямо на лавке под окном. А боярин Савелий, отец девушки, храпя на всю комнату, растянулся на другой скамье. Нет, у него наверняка была своя кровать, но папашка решил увидеть, когда его единственное чадо закончит работу.

Невеста старшего сына царя Гороха мне тоже пришлась не по душе. Рожу, как и у Фёклы, только у пластического хирурга да грамотного визажиста получится исправить при наличии соответствующего количества евро. Избалованной девица, возможно, и не была, но в прищуре ее зеленых глаз имелось что-то лисье. Причем, не очарование, а коварство и хитрость таил ее взгляд. Откуда я это знаю? Да за двенадцать лет жизни мне доводилось пару раз быть преданной девочками, отличающимися подобным взглядом. Сначала они льют бальзам на душу и поддерживают тебя во всем, а когда добиваются своего, остывают и могут подставить в самый неподходящий момент.

Вот и Маруся так ласково пела для любимого жениха, во всех красках расписывала роскошную жизнь во дворце и при этом жаловалась на задания царя Гороха. Все ее возгласы долетали до наших с Иваном Дураковым ушей. Да-да, мы притаились в кустах под окном, чтобы разузнать о конкурентках славной заморской царевны.

Если разум не затуманен любовью, как у Феофана Горохова, то в речи боярской дочери легко прочитать ее единственное сокровенное желание — стремление к роскошной жизни. Любит она жениха исключительно за его происхождение и охладеет к нему сразу же после поцелуя во время венчания. У нее в спальне частенько можно будет встретить молодого слугу, прячущего взгляд от царевича. А после первой неугодной Марусе просьбы, она закатит скандал на все тридесятое царство. Такая царевна вряд ли станет любимой матерью народа.

Но, главное, ослепленный ее 'якобы любовью' Феофан не заметит правды. Не хотелось бы, чтоб на троне тридесятого царства оказалась такая принцесса. Она еще хуже избалованной наивной Фёклы.

Вполне возможно, ничего бы не произошло. Но события, как известно, имеют свойство совпадать так, как хочется судьбе.

Маруся отвлеклась от своей работы, когда заметила, что за окном вдруг полыхнул огонь. Отодвинув в сторону шторку на крошечном окне, она выглянула и… осталась стоять как вкопанная. Ее черный силуэт в тусклом свете лампады я запомню надолго. Жаль, что в этот момент я не видела ее лица. Скорее всего, оно мало отличалось от рожи персонажа манги, в которого летит бомба.

Недошитая рубашка, наверняка, упала, а сама белошвейка вскоре сползла вслед за ней. Даже не завизжала.

Шорох в огороде не разбудил ее храпящего отца. Мы с Иваном с любопытством осматривали комнату через раскрытое окно. Невеста, схватившись за голову, сидела на полу перед недовышитой рубахой, а жених спокойно себе спал, будто днем таскал на своем горбу тяжелые мешки через весь город.

— Yes! Дай пять! — шепнула я, хлопнув Ивана Дуракова по ладони.

— Это единственный случай, когда я повелся на твои импортные выкрутасы, — сурово хмыкнул тот.

— А что, Хэллоуин — веселый праздник, — это я сказала, уже когда мы отошли от дома и любовались пятью тыквами, выстроенными в ряд, — Вань, неужто не знаешь? Trick or treat! Надо было еще яблони и груши туалетной бумагой замотать…

И, показав бывшему вожатому язык, я выбежала на улицу. Я успела запечатлеть на фотоаппарат наше с Иваном творение, и теперь любовалась полученной картинкой. Одноклассники будут в восторге.

— Ладно, придет она в себя, еще разок в окошко глянет, и опять в обморок грохнется. Страшные у нас рожи получились.

Подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, я направлялась в сторону избы тетушки Агафьи, запевая: 'Какой чудесный день, какой чудесный пень, какой прекрасный я и песенка моя!

— Диверсия удалась! — любуясь ночным небом, протянул программист, медленно бредя следом. — Завтра наша Маруся покажет Гороху свою истинную сущность.

— Что? Ты тоже заметил в ней предательницу? — поинтересовалась я, мигом развернувшись на месте.

— Скорее, завоевательницу. Помнится, таких девиц наш Неб умел мастерски отваживать от своего дворца.

— Жаль, что он… — я не успела договорить, потому что почувствовала у себя за спиной присутствие кого-то очень нежелательного.

— Здравствуй, кровинушка…

Обернувшись, я столкнулась с полным жестокости взглядом лангсуяр и завизжала, словно меня собирались казнить тотчас же.

Если бы не накинувшийся на вампиршу Иван, точно, лежало бы мое бездыханное тело посреди улицы, никому не нужное. Однако поймать врага нам не удалось. Не знал программист о том, что лангсуяр способна превращаться в птицу и взмывать в небо. Поняв, что ей не справиться с вооруженным двумя подобранными в подворотне палками человеком, девушка решила отступить.

Неб

— Теперь она знает, что мы в тридесятом царстве, — заключил я, когда мы сидели за столом в доме Агафьи.

Женщина поняла, что держать меня в постели бесполезно, все равно, сбегу. А после сегодняшних инцидентов — тем более. Не отправься я подливать валерьянку в зелье Фёклы, царевич бы наш нелепо погиб.

— А вампир-то не чует разницы между мужиками и бабами, — заметил Иван Дураков, глядя на бледного тезку в рубище из мешковины, которое никто не спешил снимать с наследника престола.

— Или в темноте подумала, будто это баба в платье, — улыбнулась Милли.

— Так, иди-ка ты спать, — остановив на ней взгляд, мягко попросил я, добавив кучу причин, почему Янсен следует удалиться.

Закончил я тем, что завтра всем нам надо быть выспавшимися и хорошо выглядящими. Чего нельзя сказать об Иване-царевиче. Бледный парень, ворочаясь, сопел на скамье, его шея была забинтована. Хотя мысль девочки понятна. Вампирша определяла жертву по одежде, а не по ауре или другим не видным простыми смертными признакам. Оставался вопрос — как она тогда узнала в Янсен потомка Кощея, что-то явно не сходилось.

Иван Дураков, насупившись, словно сыч, обдумывал события прошедшего вечера.

— Я бы из всего этого сделал вывод, что на Милли кто-то указал.

— Кому выгодно, кхе? — тут же выпалил я.

Племяннице Марго могли запросто угрожать в большом мире. И то, лишь те, кому известно о деятельности рыжей амбициозной ведьмы. С другой стороны, никто в Лесоморье не знал о существовании девочки. Выходит, следы вели в… в лучшем случае, в Москву. В худшем — в сам отдел. Кто-то прекрасно знал о Кощее и его заморском вампире. И о рационе этого вампира. И о мечтах стать бессмертной. Далее — соответствующая беседа и ориентировки, и двенадцатилетняя Янсен становится жертвой. Остальные девушки и, как оказывается, мужчины, — всего лишь повседневная пища. Деликатес совсем рядом, но до него так просто не добраться.

— Думаю, следующей ночью она нападет на Милли, — заключил я, — или попробует это сделать.

На месте девочки я бы сейчас не сомкнул глаз, и стоял у двери, подслушивая разговоры старших. Поэтому я и сказал последнее довольно громко.

— Кхе-кхе, — откашлявшись, я продолжил, — завтра, если придется снова проучить невест, с Янсен иду я. Уж я-то представляю немного, как справиться с кровопийцей.

— И я, — добавил Дураков, — в рубище… вместо царевича. Вдруг наша Любавушка захочет допить его крови. Жаль, что шампуров нет, приходится палками фехтовать. Одним словом, жену Кощея ждет приятный сюрприз…

— …с развоплощением, — расхохотался вперемежку с тяжелым кашлем я, обхватив руками грудь. — Только я рассчитывал, что рубашку мы завтра утром подарим царю. Я даже придумал, какое магическое воздействие она будет оказывать.

Наутро, разбудив Ивана-царевича, Агафья через силу накормила его двумя тарелками тошнотворно пахнущей гречневой каши, и мы отправились к Гороху. Разодетый в лучший кафтан наследник с трудом держался на ногах, и мне пришлось чуть ли не вести его под руку. Лягушка, выкатив грудь, восседала на плече у жениха, озираясь по сторонам.

Надменные опричники охраняли каждые ворота в царском тереме. А в тронном зале собралось куча народу, будто всех бояр позвали на торжество вместе со слугами. Среди пришедших посмотреть на результаты первого испытания царил шум и гам. Жадные до зрелищ бояре утихли только после того, как Феофан и Тимофей, под руки с возлюбленными, вошли в зал. Следом плелся и бледный как поганка Иван, посадив лягушку на плечо, а через руку перекинув творение Милли Янсен.

— Неужели жаба шить умеет? — с издевкой поинтересовался старший царевич, заметив тряпицу.

Иван ничего не ответил, сил у него хватало только чтобы стоять.

И тут под рев толпы в зале появился раздетый по пояс Горох. Румяный мужчина после бани, бодрый с приподнятым настроением, он подошел к старшему сыну и учтиво попросил у него рубашку Маруси. Боярин Савелий пробрался в первый ряд, жадными глазами взирая на творение дочери, до утра провозившейся за работой, слугами ранее выполняемой.

Только поднял царь руки, рубашка затрещала по швам, и рукава оторвались.

— Лишь в черной избе в таком ходить! — выругался Горох. — Неужели старший сын на неумехе жениться вздумал…

— Не прогневайтесь, батюшка, — поклонился в пояс Феофан, — до ночи моя милая шила вам рубашку, от усталости свалилась она, не дойдя до кровати.

— Но рукава-то не пришила! — возмущался отец.

Милли с восторгом смотрела на модель рубахи-безрукавки, которую сама предлагала сшить в качестве работы заколдованной царевны. С каждым резким словом девочке становилось все более ясно, что подобные модели-трансформеры не в почете в тридесятом царстве.

— Царь-батюшка, — кланялась тем временем Маруся, — бесы донимали, всю ночь под окошком толпились, желая сглазить работу. Только в себя приду, вроде, отступились, а они снова стучатся. А утром бесы те превратились в обычные тыквы. Чудеса какие-то.

Боярин Савелий пытался было вступиться за дочь, но разгневанный царь не дал ему ни слова вставить.

— Чудеса отдельно, рубаха отдельно, а мне в невестки нужна добрая хозяйка!

Разобиженная Маруся надула пухлые губки, но, услышав намеки 'на дыбу посажу', прекратила перечить, даже поняв, что это состязание она проиграла.

А царь уже примерял батистовую обнову от Фёклы, что девушка достала из большого сундука. Вроде, сшито неплохо, чисто, аккуратно. Невеста горящими глазами впилась в правителя в ожидании, что же он скажет.

— А где тут чудо? — не понял государь.

— Не пробиваема она стрелами, — улыбнулась невеста.

— Хорошая вещь, хвалю! — таким добрым взглядом Горох давно никого не одаривал. — Да проверить как-то надобно! Позвать сюда стрельца! Да холопа попаршивее прихватите!

Но пока верные опричники искали указанных людей, случилось странное: из сундука невесты один за другим выскочили дворовые коты и впились длинными когтями в плечи да живот государевы. Мурлыкая, они терлись о белоснежную ткань, оставляя на ней свою шерсть.

Больно было Гороху от постоянных 'ласканий' когтистыми лапками, брыкался он, ругался, но коты не хотели отпускать волшебной рубахи.

— Что же это за непробиваемый наряд такой? — вспылил царь, — коли коту поцарапать через него ничего не стоит!?

— Коту не стоит, а стрела не возьмет, — улыбнулась Фёкла, держа за руку Тимофея.

— Ой, не верю я тебе, красна девица! Слуги, снимите с меня рубашку и котов! — отдал приказ Горох. — Нет, сначала котов, а затем — рубаху!

Исцарапанный злой государь, понявший, что дети его в жены врух да неумех берут, подошел к грустному бледному Ивану, державшему свой подарок отнюдь не на подносе. Жаждущие валерьяны коты, истошно мяукая, крутились у царя под ногами. Стрельцы пытались собрать их в большую корзину с крышкой, в которой кухарка носила с рынка купленную птицу.

— Что же ты приготовил для меня, Иван-царевич?

— Боюсь, что рубище крестьянское. Сшито оно добротно и стрела его не берет, потому что материя плотная. Без всяких чудес, хочу заметить, достигнут сей эффект.

— Неужели и лягуха твоя чуда мне не приготовила? — разочаровался было Горох, но тут настал черед моего выступления.

Выйдя вперед, я прокашлялся и попросил слово молвить. Живописал я о том, как вампирша заморская совсем с ума сошла и перешла с девиц на добрых молодцев. Указал я и на повязку, что скрывала следы покусов на шее царевича. Он уныло кивал, поддакивая после каждого моего слова.

— Такую рубаху стыдно на Христов день надевать, да и чуда в ней нет! — серчал Горох.

— Али не чудо, что когда кровопийца укусила примерявшего наряд царевича, то обернулась птицей и улетела восвояси? — сощурившись, спросил я.

Пришлось немного приврать, не говорить же царю-батюшке, что нападение вампирши — следствие прогулок Ивана по кладбищу.

— А еще, — добавил на этот раз Дураков, — если Ваше величество отдаст нам эту чудесную рубаху, то к дню свадьбы мы с лягушкой заморской обещаем изгнать из тридесятого царства треклятую кровопийцу.

Поклонившись в пояс, агент отдела странных явлений ожидал вердикта от царя. И государь не замедлил с ответом. Все прошло как по маслу. Ночью я внушил царевичу — чудеса бывают не только в магии, но и в умении преподнести ту или иную вещь. Захоти я помочь Фёкле или Марусе, то и их расходящаяся по наметкам и пропитанная валерьяной рубахи были бы выставлены как беспроигрышный вариант. Но, к сожалению для них, я работаю на Ивана-царевича, и с такими успехами моя сестра в скором времени станет женой младшего сына царя Гороха.

Иван же слушал каждое наше слово, понимая, как случайность возвела его в ранг победителя.

— Ох, напрасно я смеялся над жабой этой болотной, — протянул Горох, возвращая нам жуткое творение Милли, — дальновидна и умна, хоть и шьет посредственно… и о народе в первую очередь заботится!

Невесты старших сыновей полными зависти глазами разглядывали невзрачную тряпицу, свисавшую с плеча Ивана-программиста, изредка бросая полные ненависти взгляды на пассию младшего царевича, мечтая удавить маленькое беззащитное животное.

— Фи, не царевна, а нищебродка какая-то, из мешка рубаху шить, — фыркнула Маруся.

— Да не шила она ничего, а ее прихвостни на базаре у юродивого спёрли! — добавила Фёкла. — Эка невидаль!

Но их никто, кроме женихов, не слушал.

— Ладно, первое испытание прошло успешно, я остался доволен. Но не стоит кому-то радоваться, — царь добрым взглядом окинул младшего сына, — а кому-то расстраиваться, — сказал он, жалея купеческую и боярскую дочерей, — потому что завтра утром вы, невестушки, должны принести мне ко столу блюдо. Да не простое, а такое, коего я никогда не пробовал.

Царевичи и невесты кивнули и удалились.

'Час от часу не легче', - подумал Иван, грустно глядя на… сияющую от восхищения Милли. Не надо и спорить, девочка опять придумала что-то оригинальное и жаждала победы. Умей моя сестра говорить по-человечески, Янсен бы получила немало отзывов на свою странную деятельность.

— Так, — скрестив руки на груди, шагал я по комнате, постоянно останавливаясь, чтобы прокашляться, — я ничего варить-жарить не умею. Мне всегда слуги еду делали, а последнее время в ресторанах питаюсь.

— А я умею 'Роллтон' заваривать! — радостно кричал Иван-программист. — И такого царь тутошний еще не пробовал! Зуб на рельсы!

Но я его тут же остановил:

— Если Горох испробует твой 'Роллтон', который, кстати, здесь не продают, то он больше ничего есть не будет…

— Почему? — вопросительно посмотрела на нас Милли. — Лично мне 'Доширак' очень нравится. Вкусная и полезная пища… Главное, быстрая!

— А, может, действительно, попробуем? — предложил царевич, который и не догадывался, о каком заморском блюде идет речь.

— Нет! Нет! И еще раз нет! — крикнул Иван Дураков. — Такого позора мы не переживем. Мы же не травить Гороха вздумали. Или опять станем байку заливать, что блюдо наше — средство против вампиров: заваришь такое, и ни один кровопийца к дому не подойдет, а заодно и ни один добрый человек. Есть, кстати, у нас кусочки тыквы…

Царевич посмотрел на обрезки в тарелке и многозначительно покачал головой, бросив что-то о тыквах-демонах во дворе у купеческой дочери.

— Скатерть бы самобранку… — мечтательно произнес я, устроившись на кровати.

Слишком кружилась голова, и делать что-либо не возникало никакого желания. Сколько делом ни занимайся, а болезнь брала свое. Отвернувшись лицом к стене, я вскоре задремал.

Милли Янсен

Неб вчера настоятельно просил не отпускать больше меня с Иванами без его присмотра. Но болезнь слишком быстро свалила его, и он уснул так, что разбудить рогатого колдуна можно было только из пушки. А царский сын ждать не желал, поэтому пока Агафья готовила для Неба лечебное зелье, я отправилась с Иваном в город.

Грустный бродил царевич по шумным улицам тридесятого царства. Я пыталась его развеселить, рассказывая разные анекдоты из большого мира. Но у меня плохо получалось. Царевич покупал мне леденцы-петушки на палочке, и я тут же пыталась рассказать ему про 'Чупа-чупс' со жвачкой внутри. Он показывал мне магазины лучших белошвеек, но я кривилась, глядя на разноцветные сарафаны одной модели: в детских бутиках, что в центре Москвы и, тем более, Цюриха, больше ассортимента будет.

— Смотри, Милли, живая вода! — показал вдруг царевич на богатую лавку.

— Бон Аква, — выпалила в ответ я.

— Как хочешь, а я куплю, редко ее к нам в царство привозят.

И Иван-царевич, не обращая внимания на мое нытье про никому не нужную бутыль воды, за которую сдирают десять золотых, приобрел себе пузырек ценной (для него одного) жидкости. Надо будет учесть, если доведется бизнесом заняться. Живая вода втридорога стоит!

— Понимаешь, девочка из другого мира, — иначе царевич не мог назвать меня, — пускай тебе кажется, что пузырек этот с обычной водой. Но капни ей на запеченную курицу, и взлетит она, махая крылышками под потолок над столом. Чудо-чудное, диво-дивное.

Рэд Бул окрыляет. Пингвины тоже летают, если запустить соответствующую игрушку в Линуксе у папы на ноутбуке. Я скривилась, бубня под нос:

— Фи, окрылятор! Придумали, лучше бы механизм на пульте дистанционного управления в курицу свою засунули, а когда царь вилочкой потянется, под столом бы нажали на кнопочку. Вот веселья бы было: догонялки какие!

— Злая ты, девонька, — вздохнул царевич. — Скажи мне, зачем этакую шутку над отцом моим устраивать?

— Весело! — подпрыгнула на месте я, вспоминая лучшие американские комедии.

— Это тебе смех да радость, а царю — позор. Шутить надо, милая, так, чтобы смешно было всем.

— Фу, училка нашлась, — фыркнула я, поворачивая к дому тетушки Агафьи, где даже во дворе чувствовался вкусный запах пирогов.

Когда мы пришли домой, на нас тут же набросилась хозяйка. Пока мы гуляли по городу, она рассказала Небу и Ивану Дуракову о некой грибной каше, секретном рецепте, использованном по молодости самой троюродной теткой. Стала бы она царевной, да другие испытания не удались. Каким волшебным свойством обладала указанная каша, не знала даже Агафья. Главное, вкусно и безотказно добрит душу царя-батюшки.

Два подосиновика, три подберезовика и один белый гриб — гласил рецепт троюродной тетки царевича. Пойти решили втроем: я, Иван и его московский тезка. Но некоторые события изменили расклад. Неб вдруг резко обернулся к окну и указал в сторону ворот, куда мчались козлы нашей хозяйки, отчаянно блея.

— Некто в черном плаще подглядывал за нами в окно! — заявил колдун.

Он некоторое время молча всматривался вдаль, а потом шепнул:

— Иваны, вы отправляетесь к избе боярской дочери и делаете там невообразимую глупость.

— Зачем? — не поняли парни.

— Надо, — коротко ответил Неб. — Именно вам, похожим как две капли воды.

Неб

Грибы, растущие в Лесоморье, я не знал, но названия у них были вполне говорящие. А когда еще рядом идет Милли, которая по книжкам знала в общих чертах внешний вид искомых предметов, то задача становится очень легкой. Пока мы бродили по лесу вблизи от городской стены, заботливая Агафья занималась приготовлением бульона для лакомого блюда.

Проще простого! Подосиновик — это такой гриб с красной шляпкой, который растет под осинами. Первый мы нашли практически сразу. Его ярко-красный головной убор в мелкий белый горошек зазывал к себе своей броскостью. Второй гриб пришлось поискать подольше, потому что в лесу как назло росло очень мало осин, и под теми немногими, что мы встречали по пути, сквозь прогнившие коричневые листья пробивались какие-то грибки-толстячки с тускло-красными шляпками. Один такой я срезал от любопытства и пожалел. Это какая-то отрава! Срез становится синим, а потом чернеет от выделяющегося из ножки гриба яда. Но в конце-концов второй подосиновик нас ждал под березой, такой же стройный, на белой ножке, как и первый.

Зато с подберезовиками получилось проще. Три изящных серых грибка с хрупкими шапочками кучкой произрастали под кроной одной из высоких берез. Ну, а с белым грибом, вообще, нет никаких проблем. Милли сказала, что это государь грибного царства. Поэтому это величавое белоснежное создание с высокой шляпкой, торчащее из травы, пропустить было невозможно.

Какая удача! Мы закончили сбор грибов задолго до наступления темноты. И, явившись домой, еще застали Иванов-диверсантов.

— Вас только за…грибочками посылать! — прыснул в кулак Дураков, когда увидел аккуратно разложенную по лукошку добычу.

— Ах, — развела руками Агафья, разглядев все содержимое.

— Это ж поганки! — взвыл от ужаса царевич. — И чем мы теперь будем потчевать моего отца?

— Что-то не понял, — поставив лукошко на стол, я принялся извлекать грибы, приводя описание. — Это красноголовики-подосиновики…

— Мухоморы, — фыркнул Дураков. — А белый ваш гриб — бледная поганка. Съешь такой, даже Асклифенко к жизни не вернет.

А тем временем я чувствовал, как кто-то сидит под окном и изучает ингредиенты царского блюда да на ус мотает. А лягушка прыгала вокруг лукошка и отчаянно квакала.

— Ладно, кхе, — устроившись на скамье, громко, чтобы шпион одной из невест тоже слышал, сказал я, — варим блюдо из того, что принесли, а когда наступит ночь… — злорадная улыбка украсила мое лицо, — пойдем охотиться на вампира.

— А как же блюдо для царя? — не понял Иван-царевич.

— Царь и царица в первую очередь заботятся о народе, — поднял я вверх указательный палец, — а народ страдает от кровопийцы. Что может обрадовать государя больше, чем отравленный преступник? Варим грибную кашу по рецепту Агафьи, только вместо добрых грибов в нем будут поганки!!!

Иван-царевич гордо шел по царскому терему, а тетушка Агафья несла за ним следом закопченный котел, из которого торчали два вареных мухомора. Шляпки их уже были не так ярки как в лесу, но отличить эти привлекательные грибы от остальных невзрачных собратьев все равно было легко. Бояре, заметив столь странное блюдо, не по-доброму перешептывались за спиной у младшего царского сына. Стоило Ивану встать рядом с братьями, то заметил он: ни Феофан с невестой, ни Тимофей со своей любимой не выглядели бодрыми и отдохнувшими. Фёкла с Марусей, не одним слоем косметики закрасившие синяки под глазами, держали в руках по блюду, укрытому расшитыми рушниками.

— Чем же порадуют меня избранницы детей моих на этот раз? — довольный Горох подошел к стоящим у трона сыновьям. — Ну, Марусенька, дай мне отведать своего пирога.

И боярская дочь откинула полотенце, прикрывающее выпечку. Она, стыдясь, протянула царю черный обгоревший кусочек, замазанный белой глазурью.

Горох чуть зуб не сломал и буркнул:

— Этим только сарай подпирать…

Боярин Савелий вскочил со своего места да как заорет:

— А что вы, царь-батюшка, хотели, если сын ваш младшенький, Иванушка, у нас во дворе всю ночь деревья обматывал туалетной лентой. Мы гонялись за ним, гонялись, а он, бестия, смеялся как черт, но дела своего не бросал. И помогала ему вот эта девочка маленькая в красном сарафанчике.

Перст боярина указывал в сторону невинно разглядывающей потолок Милли.

Удивленно посмотрел Иван-царевич на разгневанного Савелия.

— Да, в детстве я любил пошутить у вас во дворе, но это все в прошлом! — учтиво говорил сын Гороха.

Он привел тысячу и одну причину, почему его не могло оказаться рядом с теремом почтенного боярина, и самая веская из них заключалась в том, что колдун кеметский, Небом именуемый, попросил его помочь с поимкой вампира заморского, лангсуяр называемого.

— Батюшка, — царевич поклонился отцу в пояс, завершая речь, — не я то был, а бесы заезжие.

— Те, что в тыквах живут? — ахнула Маруся.

— Поверим, — фыркнул государь.

— Но из-за этих бесов Марусенька моя печь забросила, да гонялась за негодными, вот и пирожок получился… хммм… пригоревшим, — продолжал выгораживать дочку боярин.

— Ладно, ладно, — решил поверить Горох, — посмотрим теперь, чем порадует меня Фёклушка.

И подошел царь к купеческой дочери. Легкий румянец покрыл щеки девушки, когда государь решил отломить кусок от ее каравая. Но не получилось у него: недопеченное тесто не желало рваться.

— Ой, не разгневайтесь, царь-батюшка, — поклонилась ему девушка, — но у меня тоже проблемы возникли.

Горох изумленно посмотрел на нее, а невеста рада болтать, мол, сын царский, меньшой который, вздумал в ее огороде морковку и свеклу выкапывать да зарывать ее обратно ботвой вниз.

— Полноте, — царь чуть не смеялся, — станет ли мой Иванушка глупость этакую творить? Он и лопатки-то в жизни в руки не брал! Да и сказал же он, что за вампиром заморским…

— А то как же, — тоном опытной сплетницы нашептывала Фёкла, а Тимофей ей поддакивал, — кого мы тогда видели у нас в огороде? А пока мы его по всему царству с женихом гоняли, наш каравай в уголек превратился, пришлось новый в печь закладывать…

Ахала она, охала, а Иван стоял краснее свеклы, припоминая странную просьбу шемаханского колдуна. Только теперь, услышав историю от Маруси, он понял, какую хитрость задумал заморский царевич, дабы сестру свою замуж выдать.

Горох полными гнева глазами смотрел на младшего сына. А тотлишь плечами пожимал: не мог же он раздвоиться!

— Что же ты, Ваня, род наш позоришь? Да и котел с мухоморами твоя невеста приготовила, чтобы меня со свету белого сжить!

— Батюшка, то… — начал оправдываться Иван, глядя на бледную поганку, плавающую между двумя красными шляпками в горошек…

— Ваше превосходительство, не велите казнить, велите слово молвить! — поклонившись, я встал рядом с Агафьей и царевичем, на плече которого восседала царевна-лягушка.

Государь бросил на меня лукавый взгляд, но махнул рукой, мол, начинай. А рассказать было что. Нет, о задании двум похожим друг на друга Иванам можно и умолчать. То я ответил за слежку, организованную одной из девиц. Я так и не выяснил, купеческая то дочь, али боярская снарядила шпиона. Но зато обеих ввел в ступор странным поведением якобы царевича. 'Месть' оказалась воплощена настолько быстро, что можно было не заботиться о железном алиби для царевича и свалить все на московского программиста. Тот, стоя рядом с Милли, специально изображал на своем лице отсутствие интеллекта, поэтому все поверили, когда я назвал его Иваном-дураком, ищущим приключений на свое заднее место.

— Царевна лягушка, — начал я, — прекрасно понимает, что не пировать надобно, когда в государстве беда творится, и заморская убийца каждую ночь учиняет расправу над красной девицей. Потому вместо того, чтобы готовить государю блюдо славное, лягуха наквакала нам свой план безотказный, как же уничтожить вражину чужеземную. Сварить для этого надобно суп из самых красивых грибов, растущих в лесу у городской стены.

Царь понимающе кивнул. Отлично, а теперь пора переходить к самому главному. К ночному происшествию и ловле вампира на живца. Договорились мы с Милли, что она изобразит себя мертвую, ляжет под забор. А рядом устроился Иван, царевич который, с котлом поганого супа. Я выступал в той же роли, что и сейчас, болтуна уговаривающего.

Наша старая знакомая не заставила себя долго ждать. Завидев странную сцену, она на мгновение замерла, не зная, что и делать… А я действовал по заранее приготовленному Иваном Дураковым сценарию. Пожаловался я, что покусанный давеча программист (не думаю, что девица, не разбирающаяся в аурах, заметит обман) с наступлением темноты обнажил сверкающие клыки да выпил кровь наследницы Кощеевой, а остатки сцедил в котел, суп приготовил и теперь по ложечке вкушает-смакует. Жадная до крови Милли вампирша, как и следовало ожидать, оттолкнула новообращенного в платье из мешка и набросилась на отраву.

— Как известно, отведавший бледной поганки уже никогда не поднимется на ноги, — закончил рассказ о ночном происшествии я, для пущей убедительности добавив: — даже кровопийцы.

— Что ж, — улыбнулся Горох, — мудра ваша царевна, коли такой способ избавления придумала.

Я умолчал о кое-каких деталях разговора с лангсуяр, которые не совсем кстати пришлись бы в летописи тридесятого государства. Например, не стоило упоминать о несказанной радости лангсуяр, когда она узнала про обращение Ивана Дуракова. Я и сам не понимаю, какая в этом корысть для заморской кровопийцы. Но, думаю, это и станет одним из основных ключей при раскрытии лесоморского скандала.

Невесты старших братьев Ивана-царевича, как и вчера, принялись говорить неприятные вещи не только о младшем сыне Гороха, но и о лягушке. Мол, беспомощна она, брат ее (то бишь, я) за нее только и радеет. Конечно, такой никчемной царевне одно место: рядом с мягкосердым ни на что не способным Иваном, поэтому царь и прав, раз хвалит меньшого и его подозрительную компанию. Не забыл боярин Савелий вставить и свое слово о замотанных в бумагу плодовых деревьях, а купец Фрол добавил о перекопанных корнеплодах. В ответ боярин извлек откуда-то один из разыскных плакатов и предложил найти десять отличий. Однако чей-то вопль: 'Так на плакате ж не чёрт рогатый намалеван! — спас меня.

— Ах, — на этот раз принялся слово молвить сам Иван-царевич, — жаловаться все мы умеем. Могу и я припомнить детские шалости старших братьев, из-за некоторых мне было до боли обидно да досадно. Но я царевич, и не подобает мне вспоминать дурное о братьях, повзрослевших и осознавших свои ошибки. Один из них станет завтра наследником и, думаю, через много лет — достойным государем. Что ж касается шуточек во садах да огородах, это я отправил Ивана-дурака сотворить глупости в ваших владениях. Зачем мне брать грех на душу и лгать?

— Вот! — встрепенулась Фёкла. — Наемника отправил, чтобы мне помешать! Вестимо, о троне задумывается Иван, коли нас, более его жабы на престол претендующих, гнобит!

— Именно! — подхватила ее коллега по несчастью Маруся. — Не достоин он престола царского, раз такими методами промышляет, девиц невинных тыквами пугает, и бумагой дерево обматывает! Глупый будет царь и недалекая его жена, которая и дитя ему родить не в состоянии, потому что…

Девица зарделась, видимо, представив первую брачную ночь царевича и лягушки.

— Другую цель я преследовал, девицы-красавицы, — потупился Иван-царевич.

Савелий, Фрол, да и остальные присутствующие внимательно слушали каждое слово младшего сына Гороха. Признаюсь честно, и я был поражен речью молодого человека. Как же он прав!

— Царь мой, батюшка, захотел увидеть невест в лучшем свете: заботливыми хозяйками-рукодельницами, добрыми, волшебницами и умницами. Но мы все знаем, что каждая женщина прекрасна. Не надо никаких состязаний, чтобы доказать это. Поэтому Неб, царевич заморский, и посоветовал посмотреть на невест родных братьев в конфликтных ситуациях, когда им волей-неволей придется обнажить свое 'я'. И что мы видим? Невесты ваши, Феофан да Тимофей, ни шить, ни готовить не умеют, ни прислугу найти не в состоянии, что им поможет. Не такая женщина нужна на троне нашего государства. Их стиснутые от злобы зубы скрипят, вот-вот сломаются. Они завидуют царевне, чья служанка не способна ни рубаху сшить, ни грибы правильные собрать. Им нужен трон, чтобы стать выше остальных девиц тридесятого царства…

Смело сказано. Теперь Ивану нашему, царевичу, необходимо будет везде появляться в сопровождении стражи, не то разгневанные невесты старших братьев его в порошок сотрут или шакалам ночью скормят за милую душу.

— Слышу слова не мальчика, но мужа, — восхищался Горох.

— Клевета, государь, вот вам крест, — махал руками Савелий, тыча в сторону младшего царского сына, — любви, чище, чем у моей дочери, нигде не сыщешь! Это его жаба замуж выскакивает, чтобы вновь обрести человеческий облик.

— Именно, — поддакивала Фёкла, решив, что сейчас необходимо объединиться с невестой старшего царевича против общего врага, — как она девицей обратится, так и сбежит из терема царского. А моя верность Тимофеюшке непоколебимой останется.

Младший царевич молча выслушивал все нелицеприятные слова, льющиеся из скверных уст боярина, купца и невест его братьев, вокруг которых образовалась и некая группа поддержки из опричников, попов да бояр.

— Полноте! — прекратил шум царь Горох. — Хватит ссориться накануне свадьбы. Мое мнение таково: если бы вы, Фёкла с Марусей, умели печь, никакой дурак бы вам не помешал. А жаловаться царским невестам на жизнь не подобает. Сильны они должны быть против всяческих неприятностей. Тут мой меньшой сын прав — надо было мне вам на трудности проверку устроить. Осталось у нас одно испытание. Оно и станет решающим. Завтра у нас три свадьбы да пир на весь мир. Самое время для наследниц престола танцевать пред мужьями да гостями.

Маруся и Фёкла переглянулись, довольно улыбаясь — вот где они возьмут свое: не может же жаба болотная лучше них сплясать! В последнем они ошибались. Стоит Анхесенпаамон побороть чары, наложенные Ягой, стоит ей превратиться обратно в женщину лишь для того, чтобы преподнести боярской да купеческой дочерям уроки танца.

Чем более увлеченно занимаешься полезным делом, тем меньше остается времени задумываться о съедающей тебя изнутри болезни. Ведя переговоры с царем Горохом и убеждая почтенных бояр, собравшихся в царском тереме, что именно моя сестра, обращенная лягушкой, достойна занять престол тридесятого государства, я совершенно не чувствовал не только жар, но и хрипоты в горле и даже насморка. Но стоило нам с напарником и Милли выйти за врата главного терема, как окружающий мир потерял четкость, а ноги предательски подкосились. Будто и не я ночью устроил облаву-отраву для кровопийцы. Сил не осталось даже на то, чтобы идти.

— Неб! — услышал я обращение к собственной персоне через бируши, неизвестно кем засунутые в оба уха.

С трудом устояв, я, словно бык на красную тряпку, впялился в Ивана.

— Тебе плохо, Неб? — спрашивал он, тяня руку к моему плечу.

Мне не просто плохо, я сейчас, наверное, умру. Шмыгнув носом, я попытался собрать остатки сил, чтобы налгать, как мне замечательно. Солоноватая слюна, однако, помешала мне это сделать.

— Говорила ж Агафья, — Дураков оглянулся на терем Гороха, где дальняя родственница осталась до свадьбы, дабы поучаствовать в готовке пира на весь мир. — Говорила ж она не вставать с постели. Сосватали б мы Анхи и без…

— Я здоров как Апис, — прохрипел я, свалился в объятья напарника, не сказав больше ни слова.

И сразу как-то стало легче: и насморк прошел, и гланды не ныли, и в груди не ощущалось сдавленной боли. Я стоял посреди знакомого мне по недавним приключениям леса из фиолетовых деревьев. Да-да, того самого леса, в котором и обитала моя бабушка, даровавшая магический потенциал. Я б отдал все сокровища на свете, чтобы не встречаться с амбициозной родственницей, однако, судьбе было угодно прямо противоположное. Неужели я умер? Рановато! Маш-шу и нерожденные восемь-девять детей меня не простят.

Надо было выбираться из западни, в которую я попадал каждый раз, когда мне грозила смертельная опасность. Словно госпожа Джуоо специально переносила души своих потомков именно сюда.

Я медленно брел по лесу. Не отпускал страх, что вдруг из-за дерева появится она, моя бабушка и Создатель всего живого. У меня к ней должок: магия и душа. И отдавать его я не намеревался даже если Апоп проглотит солнце. В первый раз меня спасла девочка. Юля. Во второй — Сехмет указала путь. Что случится сейчас? Кроме белки, усердно вколачивающей желудь в землю, никого в округе не просматривалось.

Животное с роскошным полосатым хвостом было столь увлечено процессом, что его не хотелось прерывать. Ухая и кряхтя, зубастая, совсем не похожая на белок из России, зверюга изображала молоток. Смысла в ее действиях я не видел совершенно никакого. Лишь бы это милое создание не обратилось бабушкой, когда я подойду к нему.

Заметив мое присутствие, белка уселась на орех, внимательно изучая мою внешность. Хитрый наглый прищур неведомой зверушки меня ни капли не пугал. Осмотревшись, я понял, что перенесся в другой мир я в длинной рубахе тетки Агафьи, кожаных штанах от Яги и сапогах. Проведя рукой по голове, я удостоверился и в наличии рогов. Теперь ясно, чего белка так заинтересованно пялится на меня.

— Хе, — изрекло животное, сощурившись.

Этот прищур чем-то напоминал въедливое выражение лица Маруси, проводившей дознание насчет хулиганящего Ивана.

— Где выход? — задал я закономерный вопрос.

Белка злорадно улыбнулась и указала одной лапой вправо, а другой, соответственно, влево. Очень информативно и, главное, точно. Я обиделся и решил пойти прямо. Всяко дороги в Лесу Судеб вели в никуда. Без проводника отсюда не выбраться.

— У каждого колдуна от рождения есть кое-какие способности: кто-то огнем кидается, кто-то молнии мечет, а кто-то зверушек врачует, — колокольчиком звенел знакомый девичий голос где-то над ухом.

Я огляделся, но вокруг никого не было. Только настырная белка, обхватив лапами желудь, прыгала следом и молчала. Стоило отвернуться и пойти, как девичий голос продолжил:

— Это врожденная магия, не несет она в себе никакого зла, способности те хилые, и вреда миру не приносят. Но есть еще магия изначальная. Ее придумал Создатель. Ой, сильно то колдовство: даже Богам не подвластна сила такого мага. Она меняет мир. Где-то прибыло, значит, где-то должно и убыть, так?

— Все верно, — прошептал я против собственной воли.

— Это называется равновесием: нет худа без добра, мой мальчик, и добра без худа.

— Это и есть принцип изначальной магии? — я остановился словно вкопанный, припоминая все события жизни, связанные с путешествием через Лес Судеб.

Моля Баст укрыть меня от заговорщиков, мне пришлось обменять силу на свободу. В тот день, когда смерть грозила мне, я поменялся местами с девушкой Юлей. Я воспользовался своей силой, чтобы уберечь от опасности друзей, ребят из России: Ивана и любимую Маш-шу. И я сполна заплатил за все. На этот раз мне предстояло устроить судьбу сестры. Расколдовать лягушку не достаточно для семейного счастья. Нужно сделать так, чтобы Анхесенпаамон полюбила Ивана-царевича и согласилась править с ним крошечным по сравнению с Кеметом государством. И раз всю эту катавасию затеял я, платить надлежало именно мне. Оставалось назначить цену. Как только она будет уплачена, все встанет на свои места.

— Хорошо, что мне отдать за счастье любимой сестры?

— В прошлый раз, мой мальчик, ты не захотел расплачиваться душой, — красивый голос Создателя звенел повсюду, это была именно она, никто другой не мог говорить об этом, пусть даже я не узнаю ее, это она, она, она… — ты предпочел непривычную жизнь. Но на этот раз ты заплатишь названную цену.

Ну уж нет, я уже говорил, что умирать я не намерен даже за счастье любимого человека. Зачем бороться за него, если сам не увидишь радости в глазах спасенного.

— Пожертвовуй какой-нибудь не совсем тебе нужной частью тела, мой мальчик. Глаз, например, или рука… или…

— Разве что, рога, — подумал я об избавлении от совершенно не нужной части тела, но в итоге вызвал некое недоумение в голосе Создателя.

Джуоо хмыкнула и отказалась, мотивировав решение тем, что рога изначально мне не принадлежали. А остальное я отдавать не намеревался. Что-то совсем не хотелось становиться инвалидом в девятнадцать лет. Но альтернатива — душа и жизнь. Этого я лишаться не собирался тем более. Лучше пусть заберет глаз, если так нужно заставить внука заплатить за доброе дело.

— Нет, глаза меня тоже перестали интересовать. Зачем они мне? — кокетливый голос Создателя прозвенел совсем близко. — Какой-то шарик на ниточке! Не новогоднюю ж ёлку им украшать. Да и нет у меня в Лесу времени, следовательно, нет и Нового года. Ухо, нос, и, тем более, зубы меня тоже не интересуют. Руки и ноги твои мне без надобности. Органы разного назначения… у меня не хирургическое отделение и не лавка транспантолога.

Я насторожился, потому что уже понял, куда клонит бабушка. Она собирается мотивированно доказать: ей нужна исключительно моя сила с душой в придачу. И тут на меня кто-то вылил ведро холодной воды. Лес, а также белка с орехом начали растворяться, а голос госпожи Джуоо таял в череде воспоминаний из детства. Я зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел над собой заботливое, очень серьезное лицо госпожи Агафьи.

Женщина сидела рядом с моей кроватью и мыла в тазе белое льняное полотенце.

— Очухался, касатик, — ехидно хмыкнула она, встретившись со мной взглядом. — С того света тебя вытащила. Жар у тебя… дай Боже… рубаху выжимать пришлось.

Тяжело дыша, я смотрел на протянутую через всю комнату веревку, где и сушилась моя одежда. Даже платок, которым хозяйка фиксировала раненую руку, был пропитан потом.

Губы против воли прошептали:

— Мне надо расплатиться за счастье сестры, если я не заплачу… все будет тщетно… заплатить… отдать душу… ради сестры… Анхе…

— Тихо, ты бредишь, — шепнула Агафья, и холодное полотенце легло мне на лоб.

Я зашелся в тяжелом грудном кашле, корчась от боли. Может, все-таки, Лес Судеб на этот раз оказался просто горячечным сном?

— Что с ним? — в полудреме я расслышал звонкий голос Ивана Дуракова.

Приоткрыв глаза, я разглядел мутное белое пятно на фоне темной двери, то и был программист.

— Ох, — причитала Агафья, красное пятно, сидящее справа от меня, — напугал! С того света, кажися, достала…в Лесу с трудом догнала…

Значит… не сон… просто троюродная тетка царевича немного умеет колдовать, и поэтому нашла способ в очередной раз избежать расчета с родственницей. Что же теперь будет? Мне не удастся помочь сестре? Или расплата ожидает меня в самый неподходящий момент жизни. Жуткий кашель не дал мне додумать.

— У тебя долг перед Создателем, — безапелляционно заявила она. — От этого и твоя болезнь.

— И что делать? Надо найти способ расплатиться с родственницей, — приподнявшись на здоровой руке, слабым голосом вставил я.

— Госпожа Джуоо, — тихо говорила Агафья, будто информация, которую она выдавала мне, Ивану и Милли, устроившейся в дальнем углу за чтением книжки некого Ки-Са, что считалась секретней архивов отдела странных явлений, — дама непредсказуемая и плодовитая с одной стороны. У нее несчетное множество детей, коих она наделила изначальной силой.

А с другой — именно эта госпожа Джуоо при всей своей щедрости желает во что бы то ни стало вернуть души рожденных ей потомков и их родственников себе в подчинение.

Слушать в очередной раз о своих знаменитых и не очень родственниках из большого мира мне совершенно не хотелось. Зато я узнал, что и в Лесоморье, и в других подпространствах также существует немало детей Создателя, способных и желающих изменить родные миры хотя бы на толику.

Главным во всем ликбезе Агафьи стало совсем не это: борясь против моей болезни, лесоморская колдунья умудрилась расплатиться с госпожой Джуоо за невинное желание счастья моей сестре. Что она отдала взамен на мою жизнь, тетушка царевича предпочла не говорить. Моя смерть откладывается еще ненадолго, пока бабушка не решит снова взять с меня расплату за все хорошее, что совершил ее свободолюбивый внучок за свою пока что короткую, но весьма красочную жизнь.

Судя по тому, что в Лесоморье столь спокойно колдуны говорят про Лес Судеб, я не единственный потомок Создателя, сбежавший из-под ее теплого крылышка.

— А где бутыль с живой водой? — не поздоровавшись ни с кем из присутствующих поинтересовался царевич, стоя на пороге в комнату.

Агафья что-то буркнула и мигом умчалась на кухню, причитая о пригоревших пирожках. Лично я впервые слышал о такой воде, Иван, судя по удивленному выражению на лице — тоже, а Милли, захлопнув книжку, вдруг воскликнула:

— Не думала, что она и взаправду живая! Агафья из твоей бутылки, царевич, примочки для Неба пропитывала.

Слабость навалилась на меня с новой силой, жар охватил все тело, и, опустившись на подушку, я опять заснул. Но на этот раз я очутился вовсе не в удручающем Лесу Судеб, а не берегу реки. Напротив стояла Маш-шу в белом платье и протягивала ко мне руки. Она звала меня и плакала. Такой сон я бы смотрел вечно и отдал бы за него все, даже душу. И не пришлось бы расплачиваться с его автором какой-то там водой производства тридесятого царства.

Где-то за спиной слышались толкования Иванов и Милли о том, что царевна Аня, превратившись из лягушки в красну девицу, станцует так, что Фёкла и Маруся окажутся на ее фоне тусклой подтанцовкой из ансамбля народного танца 'Солнышко' из Нижнегадюкинского совхоза. Последнее изрек не кто иной, как мой лучший друг Дураков. Судя по тону товарища, этот совхоз не отличался талантами и творческим потенциалом. А о мнении программиста по поводу Анхесенпаамон я мог не беспокоиться. В свое время сестра очаровала Ивана настолько, что он чуть не забыл о любимой девушке. Да если б и сейчас ему предложили выбирать между Анхе и его суженой Ириной, скорее всего, он выбрал бы первую, да простит меня Семенова за эти мысли.

Пока я размышлял о прикрасах сестры, Иван принялся рассказывать царевичу о том, когда и как положено расколдовать лягушку. Приходилось уповать на чудо. И если оно не произойдет, будет плохо всем. Мне предстоит познать все прелести дыбы, царевича изгонят из царства, а Ивану с Милли придется где-то искать путь в родной мир.

— Нет, я женюсь на царевне, а не на лягушке! — возмущался сын Гороха.

— На царевне-лягушке, — парировала Янсен.

— И ты ее расколдуешь! — уверял Дураков. — Давай иди, спи, завтра ты, вообще-то женишься.

Завтра… я наконец-то снова увижу родную сестру в человеческом обличье. Лишь бы произошло чудо. И с этой мыслью я окончательно погрузился в сон, изредка прерываемый тяжелым грудным кашлем.

— Автобус резиновый, все влезут, — процитировал Иван Дураков надпись с наклейки в одной из московских маршруток, и поспешил переиначить поговорку: — Терем резиновый, все царство поместится!

Все жители, даже нищие и юродивые, толпились во дворе царского терема. Мальчишки заняли самые лучшие места — на заборах. Оттуда открывался прекрасный вид, правда, разглядеть лица невест не представлялось возможным. Оно и к лучшему, потому что ни Фёкла, ни Маруся не смогли бы украсить своими портретами глянцевые столичные журналы. Кстати, далеко не по причине их отсутствия в тридесятом царстве.

Три наследника престола, одетые в красные кафтаны, стояли во главе стола, протянувшегося по всему двору. Феофан с Тимофеем — под руки с невестами, а Иван — с алой бархатной подушкой, на которой гордо восседала маленькая квакушка и лежала 'стрела любви'. Публика, устроившаяся на заборах, хихикала над младшим сыном, что решил взять в жены неприглядное животное. Женщины в толпе распускали слухи различной степени паршивости, начиная с опытов Яги и заканчивая заморским проклятьем, которое передается жениху во время поцелуя при венчании. На невест старших сыновей Гороха, вообще, не обращали никакого внимания. Всех интересовала лишь судьба младшего царевича и его незаурядной невесты. В толпе ходили слухи: мол, лягушка у меньшого — мастерица на все руки. Боярин Савелий, чинно прохаживающийся среди своих, правдами и неправдами пытался оклеветать несчастное животное. Коллеги его поддерживали, бросая в адрес царевны-лягушки нелицеприятные эпитеты.

Царь вышел к народу вместе со жрецом, то есть с попом, толстым мужиком в черной рубахе до пят и в головном уборе, напоминавшем кеметские короны. На широкой груди священнослужителя красовался огромный золотой крест с самоцветами, подвешенный на массивную серебряную цепь. То, что этот символ священен, Дураков рассказал еще в первую мою прогулку по Москве. Крест украшал все храмы русских людей, а верующие носили его маленькую копию на тонкой цепочке. Положив руку на грудь, я почувствовал холодный металл своих талисманов: подвески с именем и крошечного анха, символа жизни. У каждого свои цацки.

Мы с Иваном стояли в первом ряду, как можно ближе к столу с яствами. Страшно, однако иного места мы были не удостоены. Царевич приказал. Нам выдали парадные кафтаны из теплой бордовой шерсти.

Вообще, попы венчают в храмах, но из-за важности церемонии церковь разрешила перенести процедуру во двор царского терема. Хотя, готов поспорить, это было сделано с единственной целью: народ в церковь не поместился бы. А свадьба царских детей — всенародный праздник.

Поцеловавшись под крики толпы 'Горько' и обнявшись, Маруся оставила своего мужа и пустилась в пляс. Ее изящные ножки в красных сапогах четко ступали на пол под такт музыки, что наигрывали на балалайках приглашенные музыканты.

— Славно танцует жена моего старшего сына, — не мог нарадоваться Горох, — кабы она была царицей…

Когда музыка смолкла, Маруся в пояс поклонилась царю, а потом мужу, и они с Феофаном отправились за стол. Настала очередь венчания Тимофея с Фёклой. Но их обручальная церемония почти ничем не отличалась. Жрец из центрального храма прочитал молитву (как он до сих пор не выучил текст из своей книжицы, библией именуемой, до сих пор подглядывает). Все последующее повторилось словно по налаженной схеме. Балалаечник принялся наигрывать похожую на предыдущую мелодию и супруга Тимофея пустилась в пляс.

У меня тряслись коленки, а к горлу подвалил тошнотворный ком, в груди сдавило от боли, но я держался, стараясь не дать волю подступившим к глазам предательским слезам. Сейчас все решится. И судьба сестры зависит вовсе не от меня. Искоса посмотрев на Ивана, я заметил, как он крепко сжал кулаки и зубы, а брови грузно опустились на посерьезневшие синие глаза.

Время растянулось чуть ли не до бесконечности. К попу медленно шел Иван-царевич, неся перед собой подушку с невестой. Каждый шаг царского сына словно отдавался в моей груди боем неведомого маятника. Здоровая рука инстинктивно сжала в кулаке анх вместе с рубахой и полой кафтана. В толпе началось улюлюканье, смешки, свист, шептание. Мальчишки на заборе успели сочинить зазывную кричалку о младшем сыне-дураке и его ущербной невесте. Ох, если Анхесенпаамон, обратившись человеком, захочет расквитаться за все оскорбления, в тридесятом царстве настанут не лучшие времена. Но моя сестра благоразумна и вряд ли пойдет на такое. Она понимает, что супруга царевича — его второе 'я', и не стоит порочить репутацию мелкими склоками и разборками с дворовой детворой.

Жрец снова процитировал библию, окропил святой водой жениха и невесту и разрешил новобрачным поцеловаться. Народ зашелся в хохоте. Над забором появилась материя, изображающая сцену поцелуя с жабой. Народ хлопал в ладоши, ожидая зрелища. Настал момент истины…

Маруся с Фёклой стояли во главе стола под руки с мужьями, а на их украшенных пробудившейся гордыней лицах торжествовала победа над слабой соперницей. Младший царевич, окинув кислым взглядом улюлюкающую толпу, остановился на нас с Дураковым. Поджав губу, я кивнул: не дрейфь, боги тебе в помощь! Младший сын Гороха вздохнул, зажмурился и поднес дрожащие губы к влажному тельцу невесты-лягушки. Публика ахнула:

— Неужели обвенчается?

И тут лица всех присутствующих начали вытягиваться от несказанного удивления, а мы с Дураковым закрыли глаза руками — таким ослепительным был свет, объявший маленькое тело животного.

Сквозь пальцы я наблюдал за происходящим. Ошарашенный царевич уронил подушку и отшатнулся. А когда марево потухло, он и сообразить не успел, как чьи-то горячие губы коснулись его щеки, и тоненький приятный голос прошептал на ухо:

— Ванечка, любимый мой!

Он распахнул глаза и увидел, что находится в крепких объятьях невысокой девушки с густой черной косой, в которую заплетены золоченые нити. А наряд ее белый с драгоценными отделками, иначе как царским, назвать было сложно. Золотой змей вольготно обвил лоб царевны, сверкая изумрудами-глазками.

Она отстранилась от мужа, не сводя с него полных слез глаз, подведенных сурьмой. Невеста, то есть, уже супруга, шептала под нос его имя в уменьшительно-ласкательной форме. Потом она испуганно огляделась и тихо спросила:

— Ваня, где я? Где мой брат?

— Объявляю вас мужем и женой! — тем временем изрек жрец, поднимая руки и брызжа на новобрачных святой водой из небольшого сосуда на цепочке.

Горох сидел за столом и слова не мог вымолвить, ровно как и вся присутствующая толпа. Обалдевшие от превращения лягушки люди, шептали: 'Настоящая царевна! или 'Писаная красавица!.

Боярин Савелий бегал вокруг своей ненаглядной дочери и кричал что-то несуразное от зависти. До меня доносились лишь обрывки фраз, из которых я понял, что у любимой сестры нет ни стыда, ни совести, что ее платье с прозрачным подолом — позор для честного народа, макияж слишком вызывающий, а рожей она на русскую походит лишь после большого похмелья. Видимо, уважаемый боярин прослушал, что царевна, кою я сватал Ивану — заморская, и у нее своя мода, свои нравы и обычаи.

— Так вот какая ты, царевна-лягушка, Анечка… — развел руками торжествующий Горох, подойдя к младшему сыну и его жене.

— Ля-гуш-ка? — округлила глаза царевна.

Иван оглянулся, чтобы найти меня взглядом. Думаю, не ожидал молодой человек получить настоящую заколдованную невесту. Я подмигнул ему из толпы. Сейчас самое время было бы щегольнуть царственным происхождением и уверить молодого наследника престола в своем благородстве, а заодно подписать грамоту о мире и сотрудничестве между двумя государствами. Но всеобщее блаженство нарушила супруга среднего сына.

— Ах так? — заорала Маруся. — Чтобы какая-то жаба была прекрасней меня?

— Ну да, дорогуша, — ухмыльнулся Дураков, — тебе не помешает подружиться с фотожабой старины Гимпа из Торвальдс-сити.

Поняв только первые несколько слов, я вопросительно уставился на товарища.

— Это кульный чувак, который излечил мои боевые раны, не оставив ни шрама, когда мы воевали с Меритой, — подмигнул мне программист, но и из этого пассажа я мало что понял.

Вообще, Дураков не стремился рассказывать обо всем произошедшем с ним после ранения в кеметском храме.

Маруся тем временем схватила кухонный нож, что лежал у ее тарелки, и решительно направилась к Ивану-царевичу и его жене.

Анхесенпаамон кинула на ее усталый взгляд и лениво извлекла из вазы на столе несколько ромашек. Довольная ухмылка украсила мое лицо. Не справиться ни Фёкле, ни Марусе с изначальной магией. Ловко увернувшись от направленного прямо в пышную грудь ножа, сестра начала танцевать, собирая цветы со всего стола. Дочь боярина не прекращала попыток расправиться с несравненной конкуренткой. Но царевна, казалось, поддавалась, а через мгновение ее словно сдувал легкий ветерок из области поражения.

Зло накапливалось в душонке Маруси с огромной скоростью. Музыкант, решив, что девушки танцуют, заиграл задорную песню. И радость, передаваемая мелодией, разошлась по толпе. Горох и его сыновья с обворожением следили за танцем с ножиками, к которому присоединилась и союзница Маруси, купеческая дочка Фёкла.

— Две против меня одной, — сощурившись, крикнула моя сестра.

Савелий, поняв, что все имеют честь созерцать вовсе не танец, а расправу над неугодной конкуренткой, присоединился к нападению на царевну Аннушку. Трое завистников и не подозревали, какая их ждала участь.

Анхесенпаамон, лукаво глядя на врагов, теребила букет ромашек. Она что-то шепнула цветам и бросила их в сторону убийц. Цветы медленно опустились на землю, а вслед за ними осели и жены старших сыновей Гороха да боярин Савелий.

Публика стояла, широко открыв рты: кто-то восхищался колдовством молодой Ивановой жены, а те, кто был на стороне Савелия, презирали поганую ведьму, маша кулаками и выкрикивая нелицеприятные угрозы.

— Я усыпила их, — холодно сказала Анхесенпаамон. — И проспят они до той поры, пока не души их не раскаются перед богами за помыслы дерзкие и намерения нечистые.

Все присутствующие ахнули, и между тем царица, взяв Ивана под руку, продолжила:

— Очень надеюсь, что это было единственное мое колдовство в этих землях. Людьми должны править разум и сильная воля.

Вот такая досталась тридесятому царству лягушка.

— Где мой брат? — резко сменила тему сестра.

— Слушай, Ваня, я давно не видел Милли, — засуетился я, скрываясь в толпе.

— Я тоже, — шикнул мне Дураков, всматриваясь в лица окружавших людей и, особенно, разглядывая ребятишек на заборе.

Янсен, да-да, девочки, за которую мы отвечали головами и свободой, нигде не было. Сбежала? Вряд ли! Марго за свою племянницу три шкуры спустит!

— Милли!!! — дико орали мы с Иваном.

На нас оборачивались недовольные гости царского пира. Все стремились подобраться к столу, чтобы отведать мёда, пива и закуски, а мы направлялись в прямо противоположном направлении. А ведь девочки давно с нами нет. Всю церемонию пропустила, небось. Забыв обо всем: и о свадьбе, и о превращении лягушки, и даже о предотвращенной попытке убийства, — мы кинулись искать малолетнюю спутницу.

Милли — достаточно разумная девочка, чтобы не вляпаться в дурацкие ситуации. Поэтому, раз она пропала, значит… случилась некая неприятность. Закрыв глаза, я прикоснулся ладонью к земле. Отыскать кого-либо по следу ауры для меня не представлялось сложной задачей, если… если бы по двору не прошлось несколько тысяч человек. Однако на пороге терема удалось распознать бледно-розовый с серебристыми прожилками след Милли.

— Слушай, Ваня, — ошалело я посмотрел на Дуракова, — аура нашей девочки…

— Что, Неб?

— Впрочем, Милли не дочь Лиз Янсен!

Напарника словно холодной водой облили и засунули в морозильник.

— Ладно, о родичах ее потом, ей грозит неприятность от… догадайся, кого.

— Неужели она не отравилась? — насупился Дураков, медленно приходя в себя от пережитого шока.

— Ага, она ж кровопийца, если после раны в грудь регенерировала, значит, и печень за ночь очистила от яда бледной поганки.

Кивнув друг другу, мы ворвались в терем, показав ошалевшим от нашей наглости стражникам пропуска в отдел странных явлений: Иван — свой, а я — Юли Шаулиной, все равно охрана не успеет прочитать имя.

Аура, словно нить Ариадны, вела нас по царскому терему к балкону, с которого открывался прекрасный вид на леса, горы и поля. Все Лесоморье лежало так как на ладони, даже серый силуэт скалистой горы имени Добрыни виднелся далеко на горизонте, а белая с розовой каймой лента молочной реки разделяла сказочное королевство на две части: тридесятое царство, и земли Кощея. Замок последнего виднелся вдали слева. Черные шпили логова Бессмертного торчали из густого зеленого массива леса. Но не время любоваться пейзажем, когда Милли в объятьях старой знакомой стояла на самом краю балкона. Один шаг, и обе девицы свалятся в пропасть. Одна регенерирует, а вторая разобьется в лепешку.

Янсен была спокойна как никогда. Лангсуяр же не торопилась обнажить клыки. Черная накидка, скрывающая тело женщины от солнечных лучей, свисала до самого пола, а на руках вампирши были надеты темные перчатки. То ли пила она кровь исключительно по ночам, то ли у нее возникли другие мотивы, о которых мы с Иваном пока не знаем, но чужестранка до сих пор не притронулась к девочке.

Заметив нас, она прижала Милли к груди и что во всю глотку заорала:

— Сивка-бурка, вещий каурка! Встань передо мной, как лист перед травой!

— Чёрт, — выругался Дураков. — Такси вызвала.

Все ясно, почувствовав погоню, лангсуяр прибегла к чарам и попросила о помощи сказочных зверей Кощея. Крылатый конь сиво-бурой масти, рассекая облака, мчался к заказчице. Остановить лошадь, тем более, сказочную, на скаку не выйдет, отвоевать Милли — тоже. Догнать — единственный выход. Вдруг вампирша по какой-то причине не станет пить кровь из девочки в пути или сразу по прибытию.

Янсен пыталась сопротивляться, однако ж ее самооборона оставляла желать лучшего и походила на неумелые поползновения червя вылезти из метровой ямы за два мига.

Собрав имеющуюся у себя силу, я попытался зацепить кровопийцу цепью справедливости, но на моем пути так некстати возник Иван Дураков, решивший голыми руками отобрать девочку у врага, что заклинание окутало боевого товарища. Выкрикнутое при этом выражение я постеснялся бы повторять вслух. А пока я ослабевал силу цепей, лангсуяр с грацией опытной наездницы вскочила на Сивку-бурку. Перекинув безвольную от вампирского зова Милли поперек седла, они пустились вскачь по небесам.

— Родственница Апопа, прихвостень Сета, — дальнейшие мои ругательства тоже не подлежат повторению вслух, особенно, при женщинах.

Мы б с Дураковым и дальше склочничали и ругались, пока нас не утихомирили царские стражники, сочтя пьяными гостями со свадьбы, или мой голос бы окончательно не сел. Но когда я, вцепившись в полы кафтана Дуракова повалил его на пол и забодал в лоб, прямо рядом с нами на балкон грохнулся огненный шар.

Тут и настал бы нам конец, да терем Гороха, похоже, был защищен от всяческой магии. Когда я понял голову, то увидел, как огненный шар, словно мячик, отскочил от балкона и летел прочь в лес. Зато в небе прямо над теремом парило оно… страшное трехголовое чудище с зеленой чешуей.

Прикусив губу, я, сидя, пятился в сторону комнат. На меня напала немота и объял неподдельный страх. Да-да, я, встречавшийся с богами лицом к лицу, испугался трехголового летающего змея.

— Горыныч, — немея от страха, выдавил Иван, направляясь туда же, куда и я.

Змей тем временем вдохнул побольше воздуха и пустил еще один огненный шар в нас. Мы отскочили в разные стороны, и горячий плевок змея чуть не угодил в выскочившего на шум опричника.

Смачно выругавшись, мужчина тут же ретировался. Зато нам с Дураковым пришлось несладко. Складывалось впечатление, будто вампирша подослала нам прощальный подарок — вот этого змея, попросив чудище сжечь нас дотла. На том расстоянии, что разделяло нас и атакующего, невозможно было не то, что головы ему поотрубать, да и заклинание справедливости наложить.

Хотя… чем Сет не шутит! Сил у меня оставалось не так-то много. Болезнь брала верх над боевым духом, и не ровен час, я снова окажусь пред ясны очи госпожи Джуоо, но рядом уже не будет тетушки Агафьи с пузырьком живой воды.

Я собирал весь гнев души, все разочарование, всю боль, чтобы вложить его в одну-единственную молнию. Если не удастся зацепить ей змея — пиши пропало. И я уставился в золотистые глаза с вертикальными зрачками, коими на меня смотрела средняя голова.

Из моих пальцев струилась сила, собранная заклинанием, и окутывала Горыныча с плеч до кончиков когтей. Но в скором времени змей, грозно ревя, прорвал мои цепи и опустился перед балконом.

Дураков, струхнувший ничуть не меньше меня, вжимался в стену, вопя единственное: 'Помирать, так с музыкой!

— Я ваш слуга, уважаемый колдун, — склонил передо мной среднюю голову Горыныч.

С какой стати — этот вопрос интересовал меня больше всего, хотя я и предполагал, что переиграл змея в неком неведомом поединке.

— Чем могу быть вам полезен? — от зеленой морды чудовища исходил жар, словно в кеметский полдень.

Дураков с осторожностью посмотрел на морду Горыныча и тут же поинтересовался:

— И мы вам можем доверять!

— Как домохозяйка газовой плите 'Занусси'! — выдал змей, испустив в небо облачко сизого дыма.

— Тогда у нас к вам два дела, — выпалил Дураков, осмелев и неразумно близко подойдя к зеленым мордам Горыныча. — Догнать Сивку-бурку и отобрать у наездницы девочку — это раз. И поучаствовать в допросе с пристрастием — два.

— С занесением в протокол, — добавил я.

Правда, куда записывать ответы змея, я пока не придумал. Ограничимся памятью человеческой.

Во дворе тем временем началась паника. Дикие вопли толпы стали настолько громкими, что доносились даже до балкона. Чаще всего поминалось имя змея. Кстати говоря, недавнего именинника, по какой-то причине не явившегося на собственный праздник. Женщины визжали словно на пожаре, мужчины уверяли, что в два счета справятся с чудовищем. Если б время позволяло стоять и прислушиваться, можно было б почерпнуть с несколько десятков способов убиения сказочного змея. Однако такую роскошь мы себе позволить не могли.

— Давайте, садитесь мне на спину, — шипел змей, — если хотите все успеть. А то…это… желающих совершить подвиг с моим участием без предварительной записи скоро мнооого соберется!

Кивнув, мы дали согласие змею. Он подхватил нас за шкирки, словно маленьких котят, и забросил на горб, где специально для летунов было приспособлено несколько гребней в качестве ручек, а на боку красовалась малиновая с белым картинка, напоминавшая логотип из большого мира — красный круг и надпись в нем 'Ы7.[12]

Дураков, разглядев бок Горыныча чуть не рассмеялся, однако три стрелы, что пронеслись у него над головой, заставили отсрочить вопрос о привете из Москвы. Оторвавшись от балкона терема, змей быстро взмыл в воздух, оставив в подарок стрельцам царской сотни, опричникам, боярам и прочему люду, охотному до подвигов без предварительной записи, черный пахучий дым… вовсе не из пастей.

Жалко, что я не успел попрощаться с любимой сестрой, наконец-то, нашедшей свое счастье и славное государство, царевич которого будет любить ее до гроба. Но, думаю, когда-нибудь Шаулин отправит меня в командировку в Лесоморье, и я не забуду заглянуть в гости к младшему сыну Гороха и его жене. А пока следовало разобраться с вампиром из Малайзии и злобой змея, направленной против нас.