"Мор Йокаи. Венгерский набоб [H]" - читать интересную книгу автора

- Увы, придется уж вам меня выслушать, коли хотите и остальное понять.
Есть в венгерском языке еще одно злокозненное выражение: "Intra dominium
et extra dominium", что по-французски значит "в имении и вне имения". Ну
вот, если ты "вне" поместья, так ни с чем и оставайся, имей хоть
полнейшее-располнейшее право на него, а кто "в нем", хоть стократ
самозванец, тот и будет там сидеть и над тобой же насмехаться, потому что
волен тянуть с делом, сколько его душеньке угодно. Так и со мной.
Представьте: богатейший майорат, полтора миллиона дохода почти уже у вас в
руках, вы мчитесь туда, чтобы принять наследство, и вдруг находите свое
место занятым.
- Понятно, монсеньер, - сказал банкир со странной усмешкой, - значит, и
в вашем богатом майорате тоже "intra dominium" сидит какой-то самозваный
кознодей, который не желает уступать своих прав и упрямо держится за один
параграф в той большущей книжище, гласящий: "Прижизненного наследования не
бывает".
- Так вы знаете?.. - сделал наш денди большие глаза.
- Только то, что злонамеренный узурпатор, который распоряжается вашим
наследством, - не кто иной, как собственный ваш дядя. Дядя, у которого,
когда его разбивает удар и ему пускают кровь, хватает бестактности прийти
в себя и опять завладеть вашим именьем, ставя вас в трудное положение.
Ведь как ни толста и обширна та книга, ни одна самая малая статейка в ней
не дает все-таки права вчинить дядюшке иск за то, что он не помер.
- Вы хотите меня дезавуировать?! - вскричал, вскакивая, Карпати. - Ведь
я же всем и каждому говорю, что начинаю процесс.
- Успокойтесь, - усадил его банкир. - Все вам верят, и прекрасно.
Правда нужна только мне, потому что я банкир. А я имею обыкновение
молчать. Мне семейные тайны непальского махараджи известны не хуже, чем
образ жизни самого высокопоставленного испанского гранда. И embarras de
richesse, затруднения из-за богатства одного выгодны мне не меньше, нежели
прикрываемая показной роскошью бедность другого. Я могу дать точный отчет
об имущественном положении любого иностранца, приезжающего в Париж с какой
угодно помпой и по какой угодно дороге. На днях прибыли три венгерских
графа: двое пешком обошли всю Европу, а третий на пароходе вернулся из
Америки, ни разу за все путешествие не покинув верхней палубы. Но я-то
знаю: у всех троих хозяйство налажено дома так отлично, что они и меня бы
еще могли деньгами ссудить. Зато князь с очень звучным именем из одной
северной державы, который прикатил недавно через ворота Сен-Дени (шестерка
белых коней, карета раззолочена, стремянные в шляпах с перьями: уж,
кажется, богач, но мне-то лучше знать), - у того, у бедняги, все состояние
умещается в кошельке, потому что на имения его наложен секвестр за
какую-то политическую прокламацию.
- Хорошо, сударь, но мне-то вы зачем все это рассказываете?
- В доказательство того, что тайны сердечные и карманные всегда были и
будут, но повелители финансового мира умеют их не только выведывать, но и
хранить, и вы в ваших деликатных обстоятельствах смело можете говорить
всем о них прямо противоположное, не рискуя даже тени сомнения вызвать ни
у кого.
- Enfin [здесь: короче говоря, словом (франц.)], какая же польза мне от
этого?
- Ах да, - хлопнул банкир себя по лбу, - вы хотите сказать, что куда