"Мор Йокаи. Венгерский набоб [H]" - читать интересную книгу автора

наветы в одной английской газетке, где некий мистер Уотс шаг за шагом с
точным указанием источников тщился уличить этого надутого гордеца, этого
безбожника лорда Байрона в том, что стихи свои он попросту наворовал из
разных мест. Эта полемика и принесла мистеру Уотсу известность - на
несколько лет.
Перед банкиром на маленьком столике китайского фарфора стоял серебряный
чайный сервиз, и он временами прихлебывал из плоской широкой чашечки, -
вероятно, чай с сырым яйцом, который подслащал молочным сахаром: это было
новейшее открытие тогда, полезнейшее, как говорили, средство от грудных
болезней, но страшно дорогое, так что очень многие знатные лица считали
модным хворать грудью, лишь бы только его употреблять.
Кабинет банкира ровно ничем не напоминал прежнюю его паштетную. Скупая
особняки эмигрантов, он и камердинеров их нанимал, а понаторелый
камердинер, несравненный этот воспитатель, кого только не научит тем
великосветским несообразностям, которым столь дивится, но никак не может
усвоить tiers etat [третье сословие (франц.)]: разные там китайцы [в
тогдашнем Париже обычно - мелочные торговцы, лоточники или разносчики],
филистеры да гуманитарии. Массивная мебель - кресла, диваны, столы и бюро
- вся эбенового дерева с серебряной инкрустацией, обитая белым кашемиром с
цветами по бордюру, - расставлена была не по стенам или углам, а посреди
комнаты либо же наискосок, лицом в угол: такая уж мода. Мебель же, словно
воплотившая в громоздких, тяжелых своих очертаниях европейскую скуку и
прозу двадцатых годов, перемежалась для необходимого равновесия стройными,
с изящным орнаментом коринфскими вазами, дорогими античными статуэтками из
недавно откопанной Помпеи и пестрыми, блистающими серебром и позолотой
столиками китайского фарфора. Ковры на полу - все ручной работы; на многих
вышито крупно: "На память..." - надпись, не усыпляющая, однако,
подозрения, что все они за большие деньги куплены самим банкиром. На
стенах - тисненые серебром гобелены, а по ним через равные промежутки с
потолка до самого пола - узорчатые тибетские шали, посередине
перехваченные серебряными змейками. В промежутках - великолепные гравюры
на стали (картины маслом не для солидных кабинетов, скорее для гостиных),
изображающие знаменитых поэтов и знаменитых рысаков. Все они - близкие
знакомые банкира: одни воспевают его, другие возят.
Все это уже достаточно показывает, какой толковый, внятливый к веленьям
времени камердинер был у банкира.
Да и сам он - весьма достойный, с первого взгляда располагающий к себе
седовласый господин лет семидесяти с приветливым, дружелюбным даже лицом.
Не только наружностью, но и манерами своими живо напоминает он Талейрана,
к искренним почитателям коего и принадлежит. Удивительной красы
белоснежная шевелюра, румяное, гладко выбритое и оттого еще более
моложавое лицо, целые все до единого, сверкающие белизной зубы и руки,
приятные той особой мягкой свежестью, какая бывает разве лишь у месящих
всю жизнь сладкое тесто кондитеров.
Увидя в дверях Карпати, финансист тотчас отложил газету, которую читал
без очков, и, поспешив навстречу, приветствовал гостя со всей возможной
любезностью.
Вся возможная любезность согласно великосветскому этикету заключалась в
том, что встречающий подымался на цыпочки и, поднося кончики пальцев к
губам, уже издали принимался кивать, кланяться и ладонями вверх простирать