"Мор Йокаи. Венгерский набоб [H]" - читать интересную книгу автора

подписью под ними какого-то шутника: "Продажа бывших паштетов", ничуть,
впрочем, не сердившей самого пирожника, так что он даже не счел нужным ее
стереть. Кое-где на прогалинах шумными каскадами низвергались фонтаны и
водопады, россыпью кристальных брызг теша юрких золотых рыбок. Оттуда
сквозь высокие заросли азиатского тростника стекала вода в укромные
озерца, по тихой глади которых скользили прекрасные белые лебеди. Они,
правда, не пели, как пытаются уверить нас поэты, но зато тем усердней
поглощали кукурузу, стоившую тогда подороже отборной пшеницы.
Обойдя все дорожки и подивясь на эти чудеса, гость в конце концов
попадал на широкую ступенчатую аллею, которая подымалась к самому
тускулануму. Каждый уступ ее окаймляли апельсинные деревья, одни еще в
цвету, другие уже отягощенные плодами.
Среди этих деревьев и мелькает как раз фигура молодого джентльмена, с
коим мы уже имели счастье познакомиться. С той поры минул, однако, целый
сезон, и моды успели основательно перемениться; надо, значит, сызнова его
представить.
"Калькуттская" мода прошла, и юный денди носит длинный, до пят
редингот, застегивающийся внахлест широкими перемычками, и панталоны в
обтяжку, заправленные в лакированные сапоги. Усов и в помине нет; вместо
них от ушей к носу колечками загибаются бакенбарды, придавая лицу совсем
необычный вид. Волосы - на прямой пробор, а на них - нечто ни с чем не
сообразное, расширяющееся кверху, именуемое chapeau a la Bolivar [шляпа
а-ля Боливар (франц.) - широкополая шляпа, названная так по имени
носившего ее героя войн против испанского колониального владычества в
Южной Америке Симона Боливара (1783-1830)], хотя, впрочем, весьма
пригодное для защиты от дождя по причине необъятных своих полей.
Вот как выглядел теперь Абеллино Карпати.
На лестнице и в передней банкира слонялось множество бездельников слуг,
щеголявших своими расшитыми серебром ливреями. Передавая визитера с рук на
руки, поочередно избавляли они его кто от верхнего платья, кто от трости и
шляпы, кто от перчаток. Все это на обратном пути приходилось опять у них
выкупать за изрядные чаевые.
Абеллино эти важничающие дармоеды хорошо уже заприметили. Ведь
венгерские вельможи отлично усвоили, что за границей национальную честь
нужно поддерживать прежде всего перед лакеями, а единственный способ этого
- сорить деньгами: за каждый стакан воды, за поднятый носовой платок
золотые отваливать. Надобно знать, что иных денег изящный кавалер при себе
и не носит, да и те лишь самые новенькие и спрыснутые обильно одеколоном
или духами, дабы смыть всякий след чужих прикосновений.
Шляпа, трость и перчатки во мгновение ока у Абеллино были отобраны.
Один лакей позвонил другому, тот выбежал в соседнюю комнату и, едва
кавалер наш миновал прихожую, уже выскочил обратно с известием, что мосье
Гриффар готов его принять, и распахнул высокие двери красного дерева,
ведущие в личный кабинет хозяина.
Там и сидел Гриффар, весь обложившись газетами (ибо, кстати сказать,
одни только венгерские магнаты рассуждают: на то и лето, чтобы их не
читать). Мосье же Гриффар читал, и как раз - про последние победы греков
[имеется в виду греческая освободительная война 1822-1823 годов против
оттоманского ига (в которой участвовал Байрон)], совсем благодаря этому
приободрясь и избавясь от неприятного осадка, который оставили у него