"Борис Степанович Житков. "Погибель" (детск.)" - читать интересную книгу автора

- Го! го! - кричал испанец откуда-то снизу.
Я не знал этого огромного парохода. Шел спотыкаясь, наобум, пока не
увидел, что свет маячит где-то справа. Я бросился туда. Свет был из входного
люка. Оттуда глухо я слышал "го! го!" Я спустился по трапу. Нащупал ход. Вот
коридор. Вдали белая фигура со свечкой - испанец. Я догнал его бегом. Сзади
где-то дрябло топали сапоги Афоньки. При свечке видны были вымоченные
посинелые двери кают, кожа на диванах, треснувшая, как картон, позеленелые
медные часы и желтый намет песку в углу кают-компании. Местами сухие
водоросли свешивались с потолка и щекотали лицо. А снизу бухал и бухал
молот. То замирая, то остервеняясь, ухали удары.
Вот трап вниз. Испанец легко босыми ногами перебирал ступеньки. Я
боялся потерять его свечку. Сзади я слышал, как падал и ругался старик. Мы
теперь были ниже уровня воды.
Вдруг удары молота смолкли, и вдали коридора из дверей высунулась рожа:
- Ага! Перетрусили! А я и не пущу!
И дверь захлопнулась. Когда мы добежали, дверь уже не поддавалась.
Яшка, видно, припер ее чем-нибудь изнутри. Молот бил теперь отчаянно.
Я кричал, но не слышал своего голоса за гулом. Удары скоро оборвались.
- Что? - услышали мы запыхавшийся Яшкин голос. - Теперь на коленках...
просите... Машка, проси меня по-испански...
Испанец стукнул ногой в дверь. Стукнул голой пяткой, и дверь затрещала.
Вот они, легкие ноги!
- Открой, дурак! - крикнул я.
- Стой, ребята! - Афанасий просунулся между нами. - Он это по цементу
садит. Там этого цемента пол-аршина, - шептал старик. И вдруг гнусавым
голосом, как дьячок с клироса, Афанасий запел: - Тебя мы здесь запре-е-ем! И
ты сыщешь себе гнусную могилу на этой "Погибели". А мы пошли! На шлюпку! И
на берег! И будь ты четырежды анафема. Примешь смерть, как мышь в ведре.
Аминь!
Афанасий икнул. Минуту было молчание. Потом два раза стукнул молот. Но
уже слабо.
- Пошли! - скомандовал Афанасий громко.
Мы двинулись. И вдруг сзади услыхали бой и треск: это Яшка крушил
кувалдой дверь.
Афанасий дунул на свечку, толкнул меня и шепнул:
- Ховайся!
Мы с испанцем ощупью юркнули в какую-то дверь и замерли. Мимо нас
прошлепал сумасшедшей рысью Яшка. На бегу он кричал:
- Пошла, пошла! Ходом пошла вода!
Я слышал, как за Яшкой затопал старик. Он успел крикнуть:
- Тикайте!
Но испанец снова зажег свечу и спросил меня, что случилось. Я сказал:
- Он пробил насквозь, пошла вода, как водопад.
Испанец весь напружился.
- Они туда, - он указал вдоль коридора, - а я должен сюда.
И он зашагал к разбитой двери.
Я понимал, что Яшка не мог сделать пробоину, от которой наша "Погибель"
пошла бы ко дну сразу, как дырявая плошка, но, если вся подводная часть
держалась на цементе, мог провалиться в тартарары сразу большой кусок
обшивки. Она - как слоеный пирог из трухлявых листков хрупкой ржавчины.