"Борис Степанович Житков. Над водой (детск.)" - читать интересную книгу автора

переглянулись. Долговязый побледнел и в первый раз взглянул в окно: оттуда
на него глянула пустая темнота, только отражение лампочки тряслось в стекле.
Но перебои прекратились, и опять по-прежнему ровным воем ревели моторы.
- Не пугайтесь, - писал толстяк, - если и станут моторы, мы спланируем.
- В море, - приписал долговязый и передал записку обратно.
Действительно, аппарат летел теперь над морем. Механик напряженно
слушал рев моторов, как доктор слушает сердце больного. Он понял, что был
пропуск, что, вероятно, засорился карбюратор - через него попадает бензин в
мотор, а что теперь пронесло; но уже знал, что бензин не чист, и боялся, что
засорится карбюратор - и станет мотор.
Федорчук спросил, в чем дело. Но механик отмахнулся и, не отвечая,
продолжал напряженно прислушиваться. Ученик старался сам догадаться, отчего
это поперхнулся мотор. Тысяча причин: магнето, свечи, клапана - и какой
мотор, правый или левый? В каждом моторе, опять же, два карбюратора.
Федорчуку тоже приходило в голову, не засорилось ли.
"Ну, подумал Федорчук, будем планировать и чиниться в воздухе".
Но ему было удивительно, почему так перепугался этот знающий механик.
Такой он трус или, в самом деле, что-нибудь серьезное, чего в полете не
исправить, а он, новичок, не понимает?
Но тут рев моторов стал вдвое слабее. Пилот повернул руль и выключил
левый мотор. Федорчук понял, что правый стал сам.
Механик побледнел и стал качать ручной помпой воздух в бензинный бак.
Федорчук сообразил, что он хочет напором бензина прочистить засорившийся
карбюратор, он знал уже, что это ни к чему. Пилот кричал на ухо механику,
чтобы тот шел на крыло наладить остановившийся мотор.
Альтиметр показывал 1900 метров.
А в каюте встревоженные пассажиры глядели друг другу в испуганные лица,
и даже толстяк писал не совсем четко: рука его тряслась немного.
- Мы планируем, сейчас исправят мотор, и мы полетим.
Но мысленно все прибавляли: вниз головой в море.
Пассажиры не знали, на какой они высоте.
Все боялись моря внизу, и в то же время их пугала высота.
Долговязый пассажир вдруг сорвался с места и бросился к дверям каюты;
он дергал ручку, как будто хотел вырваться из горящего дома. Но дверь была
заперта снаружи. Дама выпустила из рук книжку, дико, пронзительно закричала.
Все вздрогнули, вскочили с мест и стали бесцельно метаться.
Толстяк повторял, не понимая своих слов:
- Я скажу, чтобы летели, сейчас скажу!..
Дама повернулась к окну и вдруг мелко и слабо забарабанила кулачками по
стеклу, но сейчас же упала без чувств поперек каюты.
Военный, бледный как полотно, стоял и глядел в черное окно
остановившимися глазами. Колени его тряслись, он еле стоял на ногах, но не
мог отвести глаз. Молодой человек в синей кепке закрыл лицо руками, как
будто у него болели зубы. В переднем углу пожилой пассажир мотал болезненно
головой и вскрикивал: "Га-га-га". В такт этому крику все сильнее дергалась
ручка двери, и больше раскачивался молодой человек. "Га-га-га" перешло в
исступленный рев, и вдруг все пассажиры завыли, застонали раздирающим хором.
А механик все возился, все подкачивал помпу, стукал пальцем по стеклу
манометра. Пилот толкнул его локтем и строго кивнул головой в сторону выхода
на крыло. Механик сунулся, но сейчас же вернулся - он стал рыться в ящике с