"Борис Степанович Житков. Черные паруса (детск.)" - читать интересную книгу автора

гибко двигались и блестели чешуей на солнце, как змеи. Убитые галерники
валялись среди окровавленных банок, многие так и оставались на цепи,
простреленные пулями и стрелами солдат.
Мавры-галерники наспех объясняли землякам, что случилось. Они говорили
все сразу.
Сарацинский капитан все уже понял. Он велел всем молчать.
Теперь, после гама и рева, первый раз стало тихо, и люди услышали море,
как оно билось между бортами судов.
Галера осторожно продвигалась вперед, лежа в дрейфе, ждала своей
участи, и только чуть полоскал на ветру уголок высокого паруса.
Сарацинский капитан молчал и обводил глазами окровавленную палубу,
убитых людей и нежные белые крылья парусов. Галерники смотрели на сарацина и
ждали, что он скажет. Он перевел глаза на толпу голых гребцов, посмотрел с
минуту и сказал:
- Я даю свободу мусульманам. Неверные пусть примут ислам. Вы подняли
руку на врагов, а они на своих.
Глухой ропот прошел по голой толпе.
Турок, Грицков сосед, вышел, стал перед сарацинским капитаном, приложил
руку ко лбу, потом к сердцу, набрал воздуху всей грудью, выпустил и снова
набрал.
- Шейх! - сказал турок. - Милостивый шейх! Мы все - одно. Шиурма - мы
все. Зачем одним свобода, другим нет? Они все наши враги были, эти, которых
мы убили. А мы все на одной цепочке были, одним веслом гребли, и правоверные
и неверные. Одной плеткой нас били, один хлеб мы ели, шейх. Вместе свободу
добывали. Одна пусть судьба наша будет.
И опять стало тихо, только вверху, как трепетное сердце, бился легкий
парус.
Шейх смотрел в глаза турку, крепко смотрел, и турок уперся ему в глаза.
Смотрел, не мигая, до слез.
И все ждали.
И вдруг улыбнулся сарацин.
- Хорошо ты сказал, мусульманин. Хорошо! - Показал рукой на убитых и
прибавил: - Смешалась ваша кровь в бою. Будет всем одно. Убирайте судно.
Он ушел, перескочил на свою саэту.
Все завопили, загомонили и не знали, за что приняться.
Радовались, кто как умел: кто просто махал руками, кто дубасил до боли
кулаком по борту галеры, другой кричал:
- Ий-алла! Ий-алла!
Сам не знал, что кричал, и не мог остановиться.
Грицко понял, что свобода, и орал вместе со всеми. Он кричал в лицо
каждому:
- А я ж казав! А я ж казав!
Первый опамятовался Грицков турок. Он стал звать к себе людей. Он не
мог их перекричать и манил руками. Турок показывал на раненых.
И вдруг гомон стих.
Шиурма принялась за дело. С сарацинской саэты пришли на помощь.
Отковали тех, кто не успел перепилить цепи и остался у своей банки.
Когда взяли тело старого каторжника, все притихли и долго смотрели в
мертвое лицо товарища - не могли бросить в море. Сарацины его не знали. Они
подняли его. Зарычала цепочка через борт, загремела, и приняло море