"Стефан Жеромский. Бездомные" - читать интересную книгу авторасвой гардероб во всех деталях. Около девяти он вышел из дому, а так как
времени было больше чем достаточно, решил пойти пешком. Протискиваясь сквозь толпу, он обдумывал разговор, которым станет развлекать дам, мысленно сочинял целые неописуемо изящные диалоги и в воображении своем пускался даже в флирт, что до этого почитал мерзостью. У трамвайной остановки было пусто. Юдым, стоя под деревом, поджидал, полный тревоги, прибытия вчерашних знакомых. Ежеминутно раздавался рев пароходов, покачивающихся на волнах Сены, грохотали омнибусы на мостах и прилегающих к ним улицах. Где-то по ту сторону реки чистым звоном пробило десять. Юдым слушал эти звуки, словно торжественное уверение, что прекрасные существа не придут, именно потому и не придут, что он их ожидает. Он, Томаш Юдым, Томек Юдым с улицы Теплой. Так он и стоял, глядя на тяжелую, серую воду, н шептал про себя: - Улица Теплая, улица Теплая... Нехорошо было у него на душе, неприятно, горько. Из вереницы воспоминаний выплыл неясный образ многоквартирного грязного дома... Юдым поднял голову и отогнал от себя это видение. Мимо него шли самые разнообразные люди и между прочими странствующий герольд "Энтрансижана", держащий высокий шест с наклеенным на поперечную перекладину содержанием последнего номера этой газеты. Как раз в эту минуту он опустил рекламу на землю, оперся о шест и болтал со своим знакомым. Название газеты связалось в сознании Юдыма с самыми различными мыслями, в ряду которых блуждало назойливое, неприятное, почти мучительное понятие: улица Теплая, улица Теплая... О своей семье, об условиях, в которых проходит ее жизнь, он сейчас мелкомещанской семьи, которая вела свое жалкое существование в царствование короля Яна Казимира. А дамы, которых он увидел накануне, благодаря изяществу своих тел, платьев, движений и речи быстро стали для него существами близкими, родными. Как жаль ему было, что они не идут, и почти невыносимо было представить себе, что они могут и вовсе не прийти. Если это случится, так только потому, что он ведет свою "родословную" от этих сапожников... Он решил поехать в Версаль, поклониться им издали и пройти мимо... Какое ему дело до каких-то девиц аристократического "или какого там еще" происхождения? Ему хотелось только увидеть их еще раз, посмотреть, как этакие вот ходят там, как смотрят любопытными глазами на любую картину... "Оно конечно, - думал он, уставясь на воду, - оно конечно, я просто хам, тут уж ничего не поделаешь... Разве я умею занимать дам, разве когда хоть подумал о том, как их следует занимать? Грек половину жизни проводил в искусных забавах. Средневековый итальянец усовершенствовал искусство праздности. То же самое и эти женщины... И я мог бы поразвлечься поездкой, но с кем? С женщинами моего круга, с какими-нибудь, я полагаю, "городскими" девицами, со студентками - ну, словом, что называется, с простецкими женщинами. Но с этими! Это как бы девятнадцатый век, в то время как я живу еще с прапрадедами, в начале восемнадцатого. Я не владею искусством вести разговор, это совсем как если бы какой-нибудь писарь в помещичьей конторе взялся сочинять диалоги а la Лукиан лишь потому, что умеет писать пером... Я бы с ними и не развлекался, а все время думал, как бы не сделать чего-нибудь по-сапож-ничьи. Может, оно и лучше... Но как странно. Каждая из этих баб так как-то живо заинтересовывает, каждая из них, даже эта старуха, - существо |
|
|