"Стефан Жеромский. Бездомные" - читать интересную книгу автораВанда выпалила:
- Итак, мы едем в Версаль. Шутка сказать! В самый Версаль... Едем каким-то там трамваем - и вы с нами. Не успел еще Юдым собраться с мыслями, как она прибавила: - Бабушка уже рассудила, что, malgre tout,* вы можете ехать. ______________ * Несмотря ни на что (франц.). - Ванда! - почти с отчаянием пробормотала пани Невадзкая, краснея как девочка. Стараясь вызвать на своих дрожащих еще губах любезную улыбку, она обратилась к Юдыму: - Видите, что это за чертенок лохматый, хотя уже требует длинных юбок... - Неужели, сударыня, вы в самом деле позволяете мне сопутствовать вам в Версаль? - Я не решалась просить вас об этом, чтоб не помешать вашим занятиям, но нам было бы очень приятно... - Ни в малейшей степени... Я был бы весьма счастлив... Так давно... - бормотал Юдым. - Сударь! В десять! - сказала панна Ванда, подняв кверху пальчик и давая ему ряд выразительных заговорщических знаков глазами. Доктор уже любил эту девушку - совсем так, как любят веселого товарища, с которым можно без конца болтать обо всем на свете. Три старшие дамы хранили неловкое молчание. Юдым чувствовал, что вторгся в их общество. Он понимал, что стоит гораздо ниже их на общественной лестнице и что в данный момент является одновременно сапожничьим сыном и кандидатом в "хорошее нижнюю губу. Осмотрев медальоны Давида д'Анже*, которые вызвали в сердцах присутствующих нечто вроде молитвы, они выбрались из музея во двор, а оттуда на улицу. Пани Невадзкая подозвала фиакр и объявила своим барышням, что они едут в магазины. Юдым простился с ними с изяществом, проснувшимся в нем впервые в жизни, и удалился. На империале омнибуса, направляющегося в Венсен, он погрузился в долгие изощренные размышления. Это было капитальнейшее событие в его жизни, нечто вроде получения аттестата или сочинения первого самостоятельного рецепта. Никогда еще ему не приходилось приближаться, к таким женщинам. Он не раз встречал их на улице, видывал иногда проезжающими в колясках и мечтал о них с неугасимой тоской в тех тайниках души, куда не имеет доступа контролирующий разум. Как часто, еще гимназистом и студентом, он завидовал лакеям, имеющим право созерцать эти существа из плоти и крови и все же похожие на чудесные цветы, скрытые в очарованном саду. Вместе с тем ему вспомнились и близкие ему женщины: родные, знакомые, любовницы... Каждая из них более или менее походила на мужчину движениями, грубостью, инстинктами. Мысль об этом была столь отталкивающей, что он, закрыв глаза, с глубочайшей радостью прислушался к шелесту платьев, которым еще полон был его слух. Каждое быстрое движение стройных ног его новых знакомых было словно музыкальной трелью. Переливы их прелестных мантилек, блеск перчаток и легких рюшей, окаймляющих шею, - все возбуждало в нем какое-то особое, не страстное, а скорей эстетическое волнение. На другой день он встал раньше обычного и весьма критически исследовал |
|
|