"Стефан Жеромский. Сизифов труд " - читать интересную книгу автора

же поспешно вышел за ней муж. Когда лошади тронулись, пани Веховская взяла
молодого Боровича за руку, а пан Веховский потрепал его по плечу. Служанка
высоко держала кухонную лампу. Когда впервые звякнули бубенцы, она подняла
лампу еще выше, и белый круг света упал на снежную пелену. Как раз тут
Марцинек заметил, что задок саней и очертания родительских голов над санями
передвинулись за линию света и погрузились во тьму. Он вдруг пронзительно
вскрикнул, вырвался из рук учительницы и бегом побежал за санями. Попал в
канаву, тянувшуюся вдоль дороги, одним прыжком выбрался из сугроба и
помчался прямо перед собой. Выбежав из освещенного круга, он ничего не видел
во тьме. Споткнулся раз-другой о какие-то колышки и наконец упал, крича изо
всех сил:
- Мамочка, мамочка!
Учительская чета подхватила его под руки и силой повела в школу.
Бубенцы звенели все дальше, все тише, будто из-под снежных сугробов.
- Никогда я не ожидала ничего подобного! Никогда! Чтобы такой большой
мальчик вздумал бежать в Гавронки... Фи, как нехорошо! - пыхтела
учительница.
Марцинек утих, но не от стыда. Его душило какое-то скорбное недоумение:
матери нигде не было видно. В мозг его занозой впивалась мысль: нет ее, нет
ее, нет ее... Стиснув зубы, он вошел в квартиру, сел на указанный
учительницей стул и, слушая ее длинную проповедь, продолжал думать о матери.
Мысли эти были просто рядом изображений ее лица, которые скользили перед его
глазами и исчезали. Исчезновение их было первой завязью, первым сигналом
треки.
Грязная Малгося стлала между тем постели и устанавливала вместе с
учителем ширму перед диванчиком, на котором спала Юзя. Установка ширмы
заняла довольно много времени и, должно быть, сопряжена была с. особыми
трудностями, потому что служанка, когда учительница ненадолго отлучилась на
кухню, поминутно хихикала и отскакивала от учителя.
Наконец, все постели были постланы, и Марцину велели раздеваться. Он
мигом улегся, укрылся одеялом и стал строить планы побега.
Он хитро выбрал подходящий момент - ранним утром, вспоминал дорогу в
Гавронки, вызывал в воображении облик лесных закоулков и пустошей, которые
видел вчера, и в мечтах бежал по ним. Понемногу в его сердце, утомленном
лавиной переживаний, поднималась сонная жалость к себе и выливалась в тихий
плач. Слезы крупными каплями стекали на подушку и расплывались широкими
пятнами... Он уснул заплаканный, отупев от страдания.
Среди ночи он внезапно проснулся. Вдруг сел на постели и расширенными
глазами огляделся вокруг. Кто-то храпел, как машина, дробящая гравий.
Маленький ночник, поставленный в углу комнаты, освещал одну стену и
часть потолка. Марцинек увидел чье-то огромное, толстое и жирное колено,
торчащее из-под перины, несколько дальше большой нос и мерно шевелившиеся
усы, еще дальше полукруглую корзинку, вышитую бисером и при слабом освещении
поблескивавшую, как обнаженные клыки.
Чувство одиночества, граничащее с отчаянием, стальными когтями впилось
в сердце маленького шляхтича. Его глаза беспокойно блуждали с предмета на
предмет, с места на место в поисках чего-нибудь знакомого и близкого.
Наконец, они остановились на том уголке дивана, где сидели родители, но и
там спал кто-то чужой. Из углов комнаты, затянутых мраком, выглядывал
многоокий страх, а рухлядь, стоящая в полусвете, казалось, угрожала чем-то