"Стефан Жеромский. Сизифов труд " - читать интересную книгу автора

дико сопротивляться, кричать, топать ногами, дергать мать за платье,
минутами выливалась в глухое, бессильное отчаяние.
Пани Борович тоже принимала участие в составлении этого неписаного
договора, даже отмечала в маленькой книжечке количество разной провизии, но
все время чувствовала на себе взгляд мальчика, хотя не смотрела на него, и
глаза ее были опущены. В сердце ее проносилась почти такая же вьюга
сумасшедших чувств. Как знать, быть может, и совсем такая же? Быть может,
сила его нетерпения точно так же и в тот же самый миг пронизывала и ее? Как
знать.
- Ну и ненасытная же вы! - полусерьезно говорил пан Борович
учительнице, когда она домогалась то рыбы, то овощей, то наконец льна,
холста и т. д.
- Э! - с ядовитой улыбкой ответила Веховская, - какая я там ненасытная,
сударь. Да разве все эти мелочи вместе составят то, что вам бы пришлось дать
репетитору у себя в деревне? Этакий репетитор, знаете ли, сударь, согласится
поехать в деревню не менее чем за тридцать рублей в месяц, да вдобавок
требует отдельную комнату, всякие удобства, удовольствия, прислугу...
молодую верховую лошадь, хочет время от времени поразвлечься, хочет иметь
праздничные дни... Да что говорить...
- Вы сами знаете, любезнейшая, - ответил шляхтич немного резко, - я
потому и отдаю ребенка к вам, что у меня нет средств на репетитора. Да, нет
средств. Хоть бы я и понатужился и заплатил ему эти триста рублей в год, так
у меня нет в доме угла, где поместить гувернера. Вы, любезнейшая, знаете, а
может, и не знаете, что у нас не есякий день мясо на обед, а имея в доме
постороннего человека, пришлось бы тянуться...
Да что тут говорить, дорогая моя, - сказала пани Борович, - ведь пан
Веховский приготовит Марцинека в первый класс не хуже, да что, гораздо
лучше, чем самый лучший репетитор, а у вас ему будет все равно как у матери.
Он сам знает, что надо учиться, надо, зубами и ногтями!.. Мамочка любит,
мамочка крепко любит, но ничего не поделаешь, ничего не поделаешь. Он и сам
это знает, он покажет, что он за мальчик и правду ли говорил о нем пан
Ментович, будто он только реветь умеет. Он покажет!
В самом деле, взрывы беспокойства в Марцинеке утихли, и его отчаяние
сникло, как ослабевший парус. Он храбро глянул в глаза матери и, увидев в
уголках этих глаз две слезы, отважно улыбнулся.
- Ну, видите, видите, вот он какой мой сын, мой дорогой сын! - говорила
пани Борович, давая наконец волю слезам.
Отец привлек его к себе и гладил по волосам, не в силах вымолвить ни
слова. Между тем надвигалась ночь. В комнату внесли лампу, и учительница
принялась разливать чай. Около семи часов пан Борович встал из-за стола. Его
левая щека мелко вздрагивала, а губы грустно улыбались.
- Ну, нам пора, милая... - обратился он к жене.
- О, что вы? - прошепелявила учительница, - что вы? Ведь до Гавронок вы
за четверть часа на санях доедете...
- Так-то оно так, да месяца сейчас нет, заносы большие, а парень дороги
не знает. Да и вам пора на покой.
Пани Борович положила узелок с бельем Марцина возле кровати, на которой
ему предстояло спать, незаметно пощупала рукой, хорошо ли набит сенник,
потом быстро поцеловала сына, простилась с Веховскими и, сунув на прощанье в
руку грязной Малгоськи два двугривенных, вышла во двор и села в сани. Столь