"Сильви Жермен. Дни гнева " - читать интересную книгу автора

стволы; собирать ветки и корье на растопку. Хуторянам случалось надолго
покидать дома и перебираться прямо в лес, а то и кочевать по речному берегу,
вылавливая и связывая топляки.
Вера их была такой же, как и жизнь: простой, незамысловатой, но твердой
и суровой. Даже в самые студеные зимние воскресенья они неукоснительно
являлись в церковь и стояли, сбившись все вместе и смиренно потупившись.
Чтобы добраться до деревни, они должны были преодолеть три с лишним
километра, зимой утопая в снегу или скользя по льду. И все равно остальные
прихожане да и сам кюре недоверчиво косились на них. Возможно ли сохранить
душу в чистоте, когда живешь, как эти хуторяне, в диком лесу, где деревьев,
кустов и зверья больше, чем людей? Ведь там, в чащобах, бродит всякая
нечисть, и волей-неволей приходится с ней якшаться.
Но Эдме Версле верила не так, как ее соседи, и даже не так, как жители
деревни. Вера ее была несравненно более живой, яркой и самозабвенной. Она
даже имела цвет. Голубой. Такой же лазурно-голубой, как покрывало деревянной
Богоматери, что стояла около кропильницы перед церковным нефом, освещенная
трепетным пламенем свечей. Но главное, Эдме вносила в свою веру неистощимую
фантазию. Во всем, что ее окружало, она видела проявление благой воли
Мадонны, все было осенено чудодейственным голубым покрывалом. Если,
например, первого мая шел снег, Эдме усматривала в этом куда больше, чем
другие. Когда такое случалось, все местные женщины бережно собирали снег с
померзшей травы, соскребали со стволов деревьев, с камней, с краев колодца и
наполняли им бутылки: поверье приписывало снегу, выпавшему в первый день
месяца Марии, особые, целебные свойства. Эдме же утверждала, будто
первомайский снег врачевал не только телесные раны, но и недуги и тревоги
душевные, ибо, считала она, снежинки - это чистейшие слезы Непорочной Девы,
слезы нежности и жалости, которые она проливала над грехами и бедами
смертных.
Когда же у Эдме родилась дочь, ее благоговение перед Марией
превратилось в безраздельное обожание. Только Пресвятая Дева могла послать
ей Рен, единственную, любимую дочь, ее продолжение на земле, ее богатство и
гордость. Заслуга мужа Жузе в том, что она зачала дитя, казалась ей
ничтожной. И потому только Мадонне возносила она хвалу и благодарность.
Дотоле бесплодное лоно Эдме и впрямь породило необыкновенное дитя. То
было долгожданное и щедрое вознаграждение за неугасимую надежду, неустанное
рвение уст, не одну тысячу раз проговоривших Ave Maria, и перстов,
отполировавших бусинки четок так, словно они были сделаны не из самшита, а
из черного мрамора или обсидиана. В честь Богородицы, милостиво
благословившей ее чрево и позволившей ей родить дитя в сорок с лишним лет,
она наградила дочь именем Рен, то есть Королева. В метрической книге к нему
добавлены еще другие имена, из которых слагался целый гимн:
Рен-Оноре-Виктуар-Глуар-Эме-Дезире-Боте-Мари[1] Версле.
Чудесное плодородие оказалось чрезмерно изобильным для одного существа.
Это торжество плоти было чуть ли не устрашающим. Как будто каждому из имен,
составлявших пышную королевскую свиту, причиталось отдельное тело. И хотя
тело оказалось на всех одно, каждому имени досталась в нем полная доля веса.
Единственный отпрыск стареющей Эдме разросся в целый лес, превратился в
джунгли.
Рен расцвела невероятно пышным цветом. К отрочеству она напоминала
наливающийся соком плод - плод исполинский, невиданный, ошеломляющий.