"Бруно Ясенский. Человек меняет кожу (Роман)" - читать интересную книгу автора

-- А ну, ребята, поскалили зубы и хватит, -- поторопил усатый. --
Пошли! Работнём назло Америке!
Все поднялись с мест.
-- А ещё говорят -- рабочая солидарность! -- воркнул, напяливая рубаху,
рыжебородый.
-- Ну, и стоило, ребята, из-за пустяков столько крику поднимать? --
сказал весело Ерёмин. -- Теперь придётся поднажать, время потерянное
наверстать надо. А то на чёрную доску запишут.
-- Мы-то поднажмём, Николай Васильевич, а вы насчёт махорочки
поднажмите. Ей-богу, без курева, как без жены, и на душе муторно и
покрутить нечего.
Они толпой высыпали наружу.
Кларк, Полозова и Ерёмин вышли последними. В нескольких шагах от барака
к ним подошёл невысокий человек в белой косоворотке.
-- А наш американец-то, оказывается, свой парень, -- подмигнул ему
Ерёмин. -- Какую речугу ляпнул!
-- А ты понимаешь разве по-английски? -- Человек в косоворотке
обращался к Ерёмину, но глаза его были устремлены на Кларка.
-- Полозова переводила.
-- Я перевела совсем не то, что он говорил, -- вмешалась, краснея,
Полозова. -- Я знаю, что это нехорошо, но мне хотелось ликвидировать весь
инцидент возможно скорее. Я сказала им то, что на месте инженера Кларка
сказал бы "наш" американец.
Кларк внимательно наблюдал за Полозовой. Он расслышал свою фамилию и
заметил смущение Полозовой перед человеком в косоворотке.
-- Это злоупотребление. Скажите об этом немедленно инженеру Кларку.
-- Конечно, я как раз хотела ему об этом сказать.
Человек в косоворотке пошёл с Ерёминым к центральным баракам.
-- Я должна перед вами извиниться, -- начала Полозова, когда они
остались вдвоём с Кларком. -- Я безбожно переврала вашу речь. Вы говорили
очень хорошо, но их такие слова не берут. Почему не послушались ни
Четверякова, ни Ерёмина? Они оба обращались к их рассудку, а человека,
когда он заупрямится, здравым смыслом с места не сдвинешь, надо добраться
до селезёнки, на чувство подействовать, пристыдить. Ведь многие из них, по
сути дела, хорошие ребята. Есть часть раскулаченных, и те постоянно воду
мутят.
-- Я говорил очень плохо. Правильно, что вы передали это по-своему.
Поверьте, я никогда не выступал публично, и говорить, в особенности с
русскими рабочими, которых совершенно не знаю, мне вдвойне трудно.
-- Да нет, и сейчас было очень хорошо. Вот с папиросами, например, у
вас вышло здорово. Я бы до этого никогда не додумалась... Только давайте --
в будущем не надо, а то все папиросы разладите и потом, чего доброго, сами
забастуете, -- добавила она смеясь.
Они зашагали вслед за группой удалявшихся рабочих.
Ерёмин вернулся в свою юрту, временный кабинет начальника строительства
на первом участке. Он предпочитал это помещение душной каморке за дощатой
перегородкой канцелярии. Юрту он велел поставить на самом берегу, в двух
метрах от обрыва, и повернуть выходом к реке. От реки в юрту круглые сутки
струилась драгоценная прохлада. Толстые кошмы не допускали вторжения
назойливых голосов с посёлка, как не допускали скорпионов и фаланг. Работая