"Генри Джеймс. Ученик" - читать интересную книгу автора

исключительные. Однажды Пембертон сделал в этом отношении большой шаг
вперед: ему стало совершенно ясно, что Морган в самом деле на редкость
умен и что хотя формула эта не имела еще пока под собой твердой почвы, она
должна была стать единственной предпосылкой, на основе которой общение их
могло принести плоды. В нем можно было найти все характерное для ребенка,
жизнь которого не упрощена пребыванием в школе: ту взращенную в домашнем
тепле чуткость, которая могла иметь худые последствия для него самого, но
которая располагала к нему окружающих, и целую шкалу изощренности и
изящества - музыкальных вибраций, воодушевляющих, как подхваченные на ходу
мотивы, и приобретенных им за время частых поездок по Европе вослед за
своим постоянно кочующим табором. Такого рода воспитание никак нельзя было
рекомендовать наперед, однако сказавшиеся на Моргане результаты его можно
было определить на ощупь - это была тончайшая ткань. Вместе с тем в
душевном складе его ощущалась заметная примесь стоицизма, несомненно
появившегося под влиянием страданий, переносить которые ему приходилось
еще в очень ранние годы, стоицизма, который выглядел как обыкновенная
удаль и который, учись он в гимназии, мог бы оказаться для него
спасительным, если бы, например, сверстники сочли его маленьким
чудаком-полиглотом. Пембертон очень скоро с радостью обнаружил, что ни о
каком поступлении в школу не могло быть и речи: для миллиона мальчиков она
может быть и хороша - для всех, кроме одного, и Морган был именно этим
одним. Доведись ему учиться там, он невольно стал бы сравнивать себя со
своими однокашниками и почувствовал бы свое превосходство над ними, а это
одно могло сделать его заносчивым. Пембертону хотелось заменить ему собою
школу и постараться, чтобы эта новая школа значила больше, чем та, где
пять сотен осликов щиплют траву, и чтобы мальчик, освободившись от погони
за баллами, от вечной напряженности и забот, мог оставаться занятным -
занятным потому, что, хотя в этой детской натуре жизнь уже начинала
вступать в силу, в ней еще было много изначальной свежести, безудержного
тяготения к шутке. Получалось так, что, даже несмотря на затишье, на
которое обрекали Моргана различные его немощи, шутки его все равно
расцветали пышным цветом. Это был бледный, худой, угловатый, запоздалый в
своем физическом развитии маленький космополит, который любил гимнастику
для ума и примечал в поведении окружающих его людей гораздо больше, чем
можно было предположить, но у которого вместе с тем была своя комната для
игр, где жили какие-то детские суеверия и где он мог каждый день разбивать
по дюжине надоевших ему игрушек.



3

Однажды под вечер в Ницце, когда, вернувшись с прогулки, они сидели
вдвоем на открытом воздухе и любовались розовеющими на горизонте лучами
заката, Морган внезапно спросил:
- А вам что, нравится жить в такой вот близости с нами всеми?
- Дорогой мой, если бы это было не так, то зачем же мне тогда было
здесь оставаться?
- А откуда я знаю, что вы останетесь? Я почти уверен, что очень долго
все это не продлится.