"Генри Джеймс. Ученик" - читать интересную книгу автора

том, что Юлик выпутался в Ницце из неприятной "истории": он помнил, как
однажды вся семья пришла в волнение, как поднялась самая настоящая паника,
после чего все приняли лекарства и улеглись спать - ничем другим объяснить
это было нельзя. Морган обладал романтическим воображением, взращенным
поэзией и историей, и ему хотелось бы видеть, что те, кто "носит его
фамилию" - как он любил говорить Пембертону с юмором, придававшим его
чувствительной натуре толику мужества, - вели себя достойно. Но родители
его были озабочены единственно тем, чтобы навязать себя людям, которым
они, вообще-то говоря, были ни на что ненужны, и мирились со всеми их
оскорблениями, словно это были полученные в сражениях шрамы. Почему они
становились не нужны этим людям, он не знал; в конце концов, это было дело
самих этих людей; внешне ведь они отнюдь не производили отталкивающего
впечатления - они были во сто раз умнее, чем большинство этих мерзких
аристократов, этих "несчастных хлыщей", за которыми они гонялись по всей
Европе. "Надо сказать, что сами-то они действительно люди прелюбопытные!"
- говорил не раз Морган, вкладывая в эти слова какую-то многовековую
мудрость. На это Пембертон всякий раз отвечал: "Прелюбопытные...
знаменитая труппа Моринов? Что ты, да они просто восхитительны, ведь если
бы мы с тобой (ничего не стоящие актеры!) не портили им их ensemble
[ансамбль (фр.)], они бы уже покорили все сердца".
С чем мальчик никак не мог примириться, так это с тем, что эта маравшая
истинное чувство собственного достоинства растленность не имела под собой
никаких оснований и взялась неизвестно откуда. Разумеется, каждый волен
избрать ту линию поведения, которая ему больше всего по вкусу, но как
могло случиться, что _его близкие_ избрали именно эту линию - стали на
путь навязчивости и лести, обмана и лжи? Что худого сделали им предки, - а
ведь, насколько он знал, все это были вполне порядочные люди, - или что
_он сам_ сделал им худого? Кто отравил им кровь самым низкопробным из всех
одолевающих общество предрассудков, назойливым стремлением заводить
светские знакомства и всеми способами пробиваться в monde chic [здесь:
фешенебельное общество (фр.)], причем всякий раз так, что попытки эти были
шиты белыми нитками и заранее обречены на провал? Истинные цели их ни для
кого не были тайной; вот почему все те, с кем им особенно хотелось
общаться, неизменно от них отворачивались. И при всем этом - ни единого
благородного порыва, ни тени стыда, когда они глядели друг другу в лицо,
ни одного самостоятельного поступка, ни одной вспышки негодования или
недовольства собой. О, если бы только отец его или брат хотя бы раз или
два в году отважились поставить кого-нибудь из этих пустозвонов на место!
При том, что они, вообще-то говоря, были неглупы, они никогда не
задумывались о впечатлении, которое производили на других. Надо сказать,
что они действительно располагали к себе, так, как стараются расположить к
себе евреи-торговцы, стоящие в дверях своих магазинов с платьем. Но разве
подобное поведение можно было счесть достойным примером, которому надлежит
следовать всей семье? Морган сохранил смутное воспоминание о старом
дедушке по материнской линии, жившем в Нью-Йорке, повидаться с которым его
возили через океан, когда ему было лет пять. Это был истинный джентльмен,
носивший высоко подвязанный галстук и отличавшийся старательно
отработанным произношением, который с самого утра уже облачался во фрак,
так что неизвестно было, что он наденет вечером, и который имел - или, во
всяком случае, считалось, что имел, - какую-то "собственность" и находился