"Генри Джеймс. Связка писем" - читать интересную книгу автора

мои занятия французским языком. Беда в том, что вокруг меня слишком много
говорят по-английски - и это, можно сказать, в родовом гнезде французов!
Вообще английскую речь можно услышать где угодно, но уж тут-то я этого
никак не ожидала. Однако меня это нимало не обескураживает, и я говорю
по-французски когда только могу, в том числе и с живущими здесь
англичанами и американцами. Кроме того, каждый день у меня урок с
мадемуазель Мезонруж (старшей дочерью хозяйки), а по вечерам, от восьми до
одиннадцати, разговорная практика в общей гостиной, с самой мадам Мезонруж
и знакомыми, которые приходят ее навестить. По счастью, у нее сейчас
гостит ее кузен, молодой француз, мосье Вердье, и я стараюсь говорить с
ним при всяком удобном случае. Я беру у него _дополнительные частные
уроки_ и часто гуляю с ним по городу. В один из ближайших вечеров мы
собираемся вместе посетить оперу. И еще мы задумали вместе обойти все
парижские картинные галереи. Он говорит не закрывая рта, как большинство
французов, и я уверена, что общение с ним меня чрезвычайно обогатит. К
тому же он очень красив и обладает безукоризненными манерами; мне он то и
дело отпускает комплименты - боюсь, не всегда _искренне_. Когда я вернусь
домой, я перескажу вам кое-что из того, что он мне тут успел наговорить.
Думаю, что многое в его словах покажется вам странным, хотя слушать все
это очень приятно.
Вечерние разговоры в гостиной (от восьми до одиннадцати) часто бывают
необыкновенно увлекательными, и мне тогда становится жаль, что тут нет вас
или хотя бы каких-нибудь бангорских знакомых. Даже не понимая
по-французски, вы бы получили удовольствие, если бы просто все это
послушали. Французы столько умеют выразить! Мне иногда кажется, что у нас
в Бангоре никто не мог бы столько всего выразить (впрочем, там у нас и
выражать-то особенно нечего!). По-моему, наши земляки о многом просто не
решаются говорить; а между тем, как я убедилась, занимаясь французским,
человек часто сам не подозревает, _что_ он способен сказать, покуда не
раскроет рот и не заговорит! Мне кажется, бангорцы заранее опускают руки:
ни на какие усилия они не способны. (И к Вильяму Плэтту это относится _не
в последнюю очередь_!)
Право не знаю, что только станут думать обо мне, когда я вернусь.
По-моему, я в Европе приучилась открыто говорить о чем угодно. Меня,
пожалуй, заподозрят в неискренности; но ведь если все таишь про себя и не
высказываешь начистоту, в этом гораздо больше неискренности! Я успела
подружиться со всеми в доме - вернее сказать (вот вам пример моей
искренности!), _почти_ со всеми. Мне никогда до сих пор не доводилось
бывать в таком интересном обществе. Здесь живет еще одна молодая
американка - как раз она мне менее симпатична, чем остальные, но это
только потому, что она сама не хочет мне нравиться. А мне бы ужасно
хотелось сойтись с ней поближе, потому что она необыкновенно мила и
привлекательна; но она, по-моему, не желает меня замечать и не испытывает
ко мне никакой симпатии. Она из Нью-Йорка, невероятно хорошенькая, с
чудесными глазами, с нежным личиком; потом она чрезвычайно элегантно одета
и вполне могла бы выдержать сравнение с любой европейской модницей. Но мне
почему-то кажется, что она не хочет со мной знаться; она как будто
старается дать мне понять, что я ей не ровня. Такие надменные,
высокомерные героини бывают в романах, а в жизни они мне ни разу не
встречались. Во всяком случае, никто никогда не подчеркивал, что я им не