"Генри Джеймс. Связка писем" - читать интересную книгу автора

нельзя: оно самое что ни на есть космополитическое - и в этом его
очарование. Мы и французы, и англичане, и американцы, и немцы; ожидаются
как будто еще венгерцы и русские. Наблюдать различные национальные типы -
что может быть увлекательнее! Я обожаю сравнивать, сопоставлять,
схватывать сильные и слабые стороны, познавать образ мыслей каждого... Как
заманчиво время от времени воображать себя на месте другого человека,
приобщаться к чуждым тебе, экзотическим взглядам на жизнь...
Американская часть общества, к моему глубокому сожалению, менее
интересна, чем могла бы быть, и состоит из одних только дам (за
исключением моей скромной особы!). Мы _худенькие_, милый Гарвард, мы
бледненькие, мы востроносенькие... В нас есть что-то анемичное - наши
формы недостаточно округлы, а натура недостаточно щедра. У нас маловато
темперамента; мы не умеем _жить_ (nous ne savons pas vivre, как говорят
французы). Американский темперамент представлен (опять-таки за вычетом
моей скромной особы, ибо мой темперамент вряд ли укладывается в рамки
американского!) некоей юной девицей с маменькой и еще одной юной девицей
без маменьки - и не только без маменьки, но и без какого бы то ни было
сопровождающего лица. Обе барышни довольно забавны; они не лишены обаяния,
не лишены привлекательности, но они разочаровывают: они не заходят далеко
- не оправдывают ожиданий - не насыщают воображения... Они холодны,
худосочны, бесполы; в их внешнем облике нет ни пышности, ни изобилия - в
изобилии имеются лишь оборки да пышные юбки (у той, которая с маменькой).
При этом они очень разные: одна - из Нью-Йорка - сплошная элегантность,
расточительность и последний крик моды; другая - из самого сердца Новой
Англии - с невзрачной внешностью, с невинным взглядом, затянутая,
прямодушная и прямолинейная. И вместе с тем они удивительно похожи -
больше, чем хотелось бы им самим: друг на друга они взирают холодно, с
недоверием и неодобрением. Обе они воплощают тип эмансипированной молодой
американки - практичной, положительной, рассудительной, бесстрастной и
знающей или чересчур много, или слишком мало - как смотреть! И при всем
том им нельзя отказать в определенной индивидуальности и обаянии - я с
удовольствием с ними беседую и наблюдаю их.
Прелестная жительница Нью-Йорка иногда очень меня забавляет: она
допытывается, все ли в Бостоне так же красиво говорят и все ли там такие
же умные и образованные, как твой покорный слуга. Словом, Бостон то,
Бостон ее - я уже сыт им по горло! Вторая барышня тоже докучает мне
расспросами, но совершенно в другом духе; по-моему, Бостон для нее то же,
что для правоверного магометанина Мекка: средоточие вселенной и светоч
рода людского... Бедный мой Бостон, сколько чуши произносится во имя твое!
Однако барышня из Новой Англии - прелюбопытное создание: она путешествует
совершенно одна, как она сама выражается - "чтобы повидать Европу своими
глазами". Своими глазами! Могут ли эти невинные, широко раскрытые глаза,
может ли все ее чистенькое, отутюженное существо воспринять, вобрать в
себя то, что здесь приходится видеть?! Она смотрит на все и бывает везде -
но идет, не оглядываясь по сторонам; ступает своими стройными ножками по
краю зловонной бездны - и не подозревает об этом; продирается через
колючие заросли, не порвав даже платья; дает невольно пищу для самых
оскорбительных предположений - и при этом ни на шаг не отклоняется от
заданного курса, бесстрастная, безупречная, бесстрашная и бездушная! Так
что и в этом, пусть второстепенном, персонаже можно - если выбрать верный