"Генри Джеймс. Поворот винта" - читать интересную книгу автора

Оба ребенка отличались кротостью, которая (это был их единственный
недостаток, но и он не делал Майлса разиней) - как бы это выразиться? -
придавала им нечто безличное и совершенно ненаказуемое. Они были похожи на
херувимов из анекдота, которых - морально, во всяком случае, - не по чему
было отшлепать. Помню, я чувствовала себя, особенно с Майлсом, так, как
будто у него не было никакой истории в школе. Мы не ждем от малого ребенка
предыстории, богатой событиями, но в этом прелестном мальчике было что-то
необычайно нежное и необычайно счастливое, что как будто рождалось сызнова
каждый день и поражало в нем больше, чем в других детях его лет. Он вообще
никогда не страдал, ни единой секунды. Я приняла это за прямое опровержение
того, будто он и в самом деле был наказан. Если б он был так испорчен, по
нему это было бы видно, и я бы это заметила, напала бы на какой-то след. А я
ничего не заметила, ровно ничего, и, следственно, он был сущий ангел. Он
никогда не говорил о школе, никогда не поминал кого-нибудь из товарищей или
учителей, я же, со своей стороны, была так возмущена их несправедливостью,
что и не намекала на них. Разумеется, я была околдована, и всего
удивительнее то, что даже в то время я отлично это сознавала. Но все же я
поддалась чарам: они умеряли мою муку, а у меня эта мука была не
единственная. В те дни я получила тревожные вести из дому, где дела шли
неладно. Но что это значило, если у меня оставались мои дети? Этот вопрос я
задавала себе в минуты уединения. Детская прелесть моих питомцев ослепляла
меня.
Было одно воскресенье - начну с этого, - когда дождь лил с такой силой
и столько часов подряд, что не было никакой возможности идти в церковь, и
потому уже на склоне дня я договорилась с миссис Гроуз, что, если вечером
погода улучшится, мы вместе отправимся к поздней службе. К счастью, дождь
перестал, и я приготовилась выйти на прогулку, по аллее через парк и по
хорошей деревенской дороге, которая должна была занять минут двадцать. Сходя
вниз, чтобы встретиться с моей товаркой в холле, я вспомнила о перчатках,
которые потребовали починки и были заштопаны, публично и, быть может, не
слишком назидательно, пока я сидела с детьми за чаем - в виде исключения чай
подавался по воскресеньям в холодном, опрятном храме из мрамора и бронзы, в
столовой "для взрослых". Перчатки там и остались, и я зашла за ними; день
был довольно пасмурный, но вечерний свет еще медлил, и это помогло мне не
только сразу обнаружить перчатки на стуле у широкого окна, в тот час
закрытого, но и заметить человека по ту сторону окна, глядевшего прямо в
комнату. Одного шага в столовую было достаточно: мой взгляд мгновенно
охватил и вобрал все разом. Лицо человека, глядевшего прямо в комнату, было
то же, - это был тот самый, кто уже являлся мне. И вот он явился снова, не
скажу с большей ясностью, ибо это было невозможно, но совсем близко, и эта
близость была шагом вперед в нашем общении и заставила меня похолодеть и
задохнуться. Он был все тот же - он был все тот же и виден на этот раз, как
и прежде, только до пояса, - окно, хоть столовая и была на первом этаже, не
доходило до пола террасы, где он стоял. Его лицо прижималось к стеклу, но
эта большая близость только напомнила мне странным образом, как ярко было
видение в первый раз. Он оставался всего несколько секунд, но достаточно
долго, чтобы я могла убедиться, что и он тоже узнает меня, и было так,
словно я смотрела на него целые годы и знала его всю жизнь. Что-то, однако,
произошло, чего не было прежде: он смотрел мне в лицо (сквозь стекло и через
комнату) все тем же пристальным и жестким взглядом, как и тогда, но этот