"Генри Джеймс. Поворот винта" - читать интересную книгу автора

исключительному, что вскоре впервые дало знать о себе.
Это случилось после полудня, как раз посредине моего часа; детей
уложили, я вышла на прогулку. Во время этих скитаний одна из моих мыслей
была, что поскольку я теперь ничего не боюсь, то было бы очаровательно
встретить кого-то, словно в каком-нибудь увлекательном романе. Этот кто-то
появился бы на повороте дорожки, остановился бы передо мною и благосклонно
улыбнулся. Большего я и не просила: только чтоб он знал; а единственным
путем увериться, что он знает, было увидеть его улыбку и мягкий свет,
озаряющий его красивое лицо. Оно так и стояло передо мною - я хочу сказать,
его лицо, - когда, в первом из этих случаев, в конце долгого июньского дня,
я остановилась как вкопанная на опушке рощи, откуда виден был дом.
Остановило меня на месте - и с потрясением большим, чем допустимо для какого
угодно видения, - чувство, что моя фантазия мгновенно обратилась в
реальность. Там стоял он! Но высоко, за лужайкой, на самом верху той башни,
куда меня водила маленькая Флора в первое утро после моего приезда. Эта
башня была одной из двух башен - квадратных, неуклюжих, зубчатых сооружений,
которые почему-то различались друг от друга как новая и старая, хотя, на мой
взгляд, разницы не было почти никакой. Они стояли на противоположных концах
дома и в архитектурном отношении были просто нелепы; правда, в известной
мере это искупалось тем, что они совсем отделялись от здания и были не
слишком высоки, относясь в своей пряничной древности ко времени,
возрождавшему романтику, которая стала уже почтенным прошлым. Я любовалась
ими, фантазировала о них, ибо все мы могли до некоторой степени проникнуться
их величием, особенно в сумерки, когда их зубцы казались такими
внушительными; однако же не на таком возвышении подобало явиться фигуре,
которую я так часто вызывала в своих мыслях.
Эта фигура, сколько помню, в ясных сумерках произвела на меня сильное
впечатление, и у меня дважды перехватило дыхание. Меня потрясло то, что я
поняла, как обмануло меня это первое впечатление: человек, с которым
встретился мой взгляд, был не тот, кого мне хотелось бы встретить. Так
пришло ко мне виденье, мираж, о котором, спустя столько лет, я даже не
надеюсь дать сколько-нибудь живое представление. Всякого незнакомого
мужчину, встреченного в уединенном месте, молодой женщине, получившей
домашнее воспитание, положено пугаться, а фигура, представшая передо мною
(через несколько секунд я убедилась в этом), была непохожа ни на кого из
знакомых мне людей, тем менее на образ, всегда витавший передо мною. Я не
видела этого человека на Гарлей-стрит, - я нигде его не видела. Более того,
самое место невероятнейшим образом вмиг, и именно в силу его появления,
превратилось в пустыню. Сейчас, когда я это пишу, чувство той минуты
возвращается ко мне с полной силой. Для меня, когда я поняла в чем дело, да
и поняла ли, все вокруг было как будто поражено смертью. Сейчас, когда я это
пишу, я снова слышу то напряженное молчание, к котором потонули вес вечерние
звуки. Грачи перестали кричать в вечернем небе, и этот благосклонный час
утратил в ту минуту все свои голоса. Но другой перемены в природе не было,
кроме разве того, что я видела все вокруг с обостренной зоркостью. Золото
все еще разливалось в небе, воздух был прозрачен, и мужчина, который глядел
на меня поверх башенных зубцов, был виден четко, словно картина в раме. Вот
что с необычайной быстротой подумала я о том человеке, которым он мог бы
быть и которым все же не был. Мы довольно долго стояли друг против друга на
расстоянии - достаточно долго для того, чтобы я могла задать себе вопрос,