"Юрий Яковлевич Яковлев. Балерина политотдела (повесть) " - читать интересную книгу автора

Она медленно открывает глаза - даже это движение стоит ей усилий - и
смотрит на меня. Но ее тело, руки, лежащие поверх одеяла, не дрогнули, не
восприняли моего появления, хранили каменную неподвижность.
- Загипсовали девчонку, как статую, - шепчет мне на ухо санитарка и
подставляет табуретку. - Садитесь.
- Вы пришли, - едва слышно произносит Тамара. Ей и шевелить губами
трудно, а может быть, больно.
- Я пришел. Тебе привет от всех ребят. И от дяди Паши.
- Его баян утонул, - говорит Тамара, - он переживает.
- Мы ему раздобудем новый баян, не хуже старого.
Я стараюсь всячески подбодрить ее, избавить от забот.
- Где Вадик? - вдруг спрашивает Тамара.
- Его бы сюда не пустили, - уклончиво говорю я. - Но я все знаю про
записку.
Она не выразила своего недовольства, что ее записка не сохранена в
тайне тем, кому была адресована.
Она сказала:
- Я надеялась, что он придет, что он придет, что он...
И тут я забываю, что надо отвечать тихо. Я распаляюсь и говорю
горячо, убежденно:
- Тамара, тебя оперировал прекрасный врач, он спасет твою ногу, вот
увидишь!
Тамара качает головой, вернее, делает чуть заметное движение, но я
улавливаю его и с жаром говорю:
- Ты будешь жить!
- Не нужна мне такая жизнь, - говорит Тамара. - Моя жизнь в том, в
чем я могу себя выразить. В танце. А жить, не выражая себя, - пустота.
- Разве только в танце можно выразить себя? - спрашиваю я.
- Нет в мире другого такого искусства, в котором человек участвует
весь... каждым ударом сердца, каждым мускулом, каждой клеточкой. Он весь
со своими переживаниями в танце, в удивительном единстве тела и духа... Вы
же сами меня учили.
- А любовь? - вдруг спрашиваю я и сам толком не понимаю, почему я
заговорил о любви. Может быть, от отчаяния.
- Одной любви человеку мало. Любовь зачахнет без живительных сил,
которые дает человеку самовыражение.
- Но ведь, кроме танца, есть много других возможностей выразить себя!
- У меня нет. Вы же все понимаете, Борис... Я раньше мечтала о
театре. А теперь мне снится "Тачанка". - Она назвала меня Борисом и этим
как бы уравняла меня с собой или себя со мной.
Она устала. Ей было тяжело держать глаза открытыми. Боль
накапливалась, переполняла ее, губы побелели.
- Вам пора идти, - сказала мне неизвестно как возникшая санитарка и
протянула руку к табуретке.
Табуреток, что ли, у них не хватает? Я встал.
- До свидания, Тамара. Я скоро приду снова. Что передать ребятам?
- Скажите, что я их люблю...
Я еще постоял немного. Потом спросил:
- Что передать Вадиму?
Тамара открыла глаза и, как сквозь дым, посмотрела на меня.