"Юрий Яковлевич Яковлев. Балерина политотдела (повесть) " - читать интересную книгу автора

Я держу в руках клочок бумаги - бесценный документ далекой драмы - и
читаю, как читал впервые, с болью: "Все кончено... Я никогда не смогу
танцевать..."
...Мы сидим в пустом танцевальном классе. Как тихо! Словно все вокруг
замерло, чтобы не мешать моему трудному путешествию в прошлое. Только
изредка долетает голос скрипки и тут же замирает - где-то на втором этаже
идут занятия.
Гале стало холодно, она накинула на плечи шерстяную кофту, но не
уходит. Не может уйти, стала моим добровольным спутником, идет рядом и
своим сходством с Тамарой усиливает Остроту моих воспоминаний. И мне
кажется, что я ничего не рассказываю ей, а просто она проникла в мои
мысли, и они стали ее мыслями, и мы вдвоем думаем об одном и том же и
видим одно и то же.
Я так и не снял пальто. Только стянул шарф, и он лежит у меня на
колене.
И вдруг я говорю Гале:
- Хочешь, я покажу тебе палату, где после операции лежала Тамара. - И
вижу в ее глазах не удивление, а готовность идти Тамариным путем, как бы
долог и труден ни был этот путь.
На улице снег. Подгоняемый ветром, он катится под ноги бесшумными
валами. И сквозь эту развевающуюся снежную кисею огни главного корпуса
тускнеют. Мне кажется, что они сейчас совсем погаснут, скроются за темными
шторами светомаскировки, а у подъезда появятся санитарные машины защитного
цвета с красными крестами. Сейчас я распахну дверь, и мне навстречу
ринется запах йода и карболки, и усталый хирург Гальперин посмотрит на
меня как на безумного.
Мы заходим в подъезд. Нас сразу обдает ласковым теплом. Звучат
голоса, откуда-то сверху доносится музыка, ребята стайкой бегут по белой
мраморной лестнице, обгоняя друг друга. И никаких санитаров с носилками...
Так наслаивает время: на горе - радость. А мы с Галей прорываемся к тому
горькому слою.
Мы идем мимо комнат сказок, расписанных палешанами, мимо кабинета
космонавтики, мимо зимнего сада с большими фаянсовыми лягушками. Здесь
тогда была операционная. Здесь дневал и ночевал доктор Гальперин...
Звучит музыка. В зале идет какая-то большая массовая игра. Смех и
хлопки. Как трудно пробираться сквозь смех к страданиям, преодолевать этот
прекрасный слой мирного времени! Особенно трудно Гале.
В комнате, обтянутой малиновым атласом, я говорю:
- Здесь! Вторая койка от окна. Окно выходит в сад. Он тогда уже
облетел. И только отдельные листочки желтели на черных, как чугун, ветвях.
Сейчас на месте "второй койки от окна" стоит старинный павловский
диван. На нем сидят три подружки и о чем-то оживленно щебечут. Я подхожу к
дивану. Подружки вскакивают и убегают.
- Здесь? - спрашивает Галя и проводит рукой по бархату. И кажется,
как я, видит окрашенную в белый цвет госпитальную койку, видит подушку -
наволочка желтая, застиранная. Одеяло - шершавое, из шинельного сукна.
А я вижу Тамару. Вижу ее бескровное лицо. Глаза закрыты. Губы
запеклись. Мне кажется, что я ошибся и передо мной взрослая женщина,
прошедшая трудную жизнь. Я узнаю и не узнаю ее.
- Тамара! Я пришел...