"Андрей Яхонтов. Бывшее сердце (Главы романа)" - читать интересную книгу авторатоже казалась грязной, а именно под душевые обтекающие струи. Феликс
наоборот предпочитал завлечь очередную простушку в тенистый сосновый или еловый бор и, после состоявшегося перепихона, вправлял в требовавшее, по его мнению, постоянной затычки дуплышко (вместо собственной обмякшей кочерыжки) заранее припасенную шишку. Озадаченная дульцинея не могла взять в толк, почему протекший сатир так долго из нее не выходит, а он, сползший, отвалившийся в сторону, давился хохотом и кусал кулак, чтоб ликующее ржание не прорвалось наружу. Удачность соединения зависит от многих нюансов, от бесчисленного количества факторов. Однажды привел в квартиру, которую снимала дворовая братия, цыганочку-несовершеннолетку. Долго ее уламывал, носил подарки, покупал мороженое. И она поддалась, согласилась. Дружки, которые в тот момент оказались на кухне и хлебали ханку, подняли меня на смех. (Не могу забыть ту квартиру. На плите постоянно кипел борщ, в холодильнике стояла водка. Порой, с интервалом в минуту, приходили муж с любовницей, а потом его жена с его же приятелем. И не сталкивались, потому что разбредались по разным комнатам. Удивительная была квартира, в ней все обретали то, чего алкали.) Сперва подвыпившие приятели стали подшучивать над кучерявостью моей гостьи: завитушки ведь, наверно, не только на голове?; над дешевыми браслетиками, которые окольцовывали ее хрупкие запястья; над мраморными разводами вокруг шеи и трауром под ногтями. Я отвечал незлобиво: дескать, за нас не волнуйтесь, и помоемся и причешемся. Но дружки вошли в раж, придирались все остервенелее, с нескрываемым намерением задеть. Обозвали цыганочку мартышкой, сказали, что от ее длинной юбки воняет ссаниной, обещали водить по улице на веревке, чтоб танцевала под гармонь. Я чуть не потушили свет. Я лежал, вспоминал хищные лица, умышленные издевки. И не мог. Ничего. Обида душила, клокотала в груди. Дружки же время от времени постукивали в дверь. Специально мешали, напрашивались в помощники, интересовались, сколько мы успели. Я бесился. Но что в состоянии был поделать? Девчонка не сбежала лишь потому, что обещал ей хорошо заплатить. Так и не получилось, хотя промаялись, не прекращая попыток, до утра. Зато Людмилу дворовые живоглоты превозносили, она среди них котировалась принцессой. Наперебой предлагали: "Продай!", "Уступи!" Вернувшийся после короткой отсидки Гриша - остриженный, неуловимо переменившийся, загорелый до глубины прорезавших его лицо морщин - очумел, увидев ее. Посулил два ящика коньяка. Я согласился. Вечером отправились на квартиру втроем. Напились, легли, Людмила - со мной, Гриша на краешек. В момент, когда она подо мной перестала понимать, что с ней творю, я втащил на нее Гришу. Но и Гриша с ней не смог. "Пизда сухая, - жаловался он. - Я с такими не умею. Поелозила бы чуть-чуть - ей цены бы не было." Подыскали следующего желающего - за два ящика коньяка и два ящика шампанского. Распили вместе, опять я лег с Людмилой, раззадорил, насколько было возможно, а потом отлучился - якобы покурить, в соседней комнате уже ждал клиент. Что с ней было после этого - трудно передать. Рыдала, заламывала руки. Голосила, что покончит с собой. Успокоили, отпоили горячим чаем. Потом поступали так со многими. Подменяли один другого в темноте или в мгновения, когда дурехи делались над собой не властны, и тела их рассудку не подчинялись. |
|
|