"Андрей Яхонтов. Бывшее сердце (Главы романа)" - читать интересную книгу автораперечувствованное и пережитое. Людям попросту больше не о чем говорить -
что еще происходит или происходило в их жизнях, кроме страстных (с их точки зрения и с позволения сказать) романов? Правила игры в "новую бутылочку" запрещали делать различие между красивыми и уродками, но большинство участников все же старалось выбрать мордуленции и абрисы посимпатичнее. Одноглазый упырь, напротив, предпочитал крокодилиц и каракатиц. Парируя (он говорил "палируя", как и про футбольный мяч и удар: "Вратарь его палировал") летевшие со всех сторон насмешки, обосновывал логичность своих пристрастий: - Страшненькие не избалованы. Радуются любому знаку внимания. Соответственно - и воздают сторицей. - Тебе не все равно, куда совать дружка? - подначивали мы. - Ты разве на помойке его нашел? Рдея от счастья и кривясь в улыбке, он отвечал: - Все лучше, чем кончать в спичечный коробок. - И прибавлял умиленно: - Пусть будет морда овечья, была бы пизда человечья. Постоянной его пассией выступала одноногая инвалидша, утратившая симметрию фигуры и женскую соблазнительность (в общепринятом представлении) под колесами трамвая. Но одноглазого (возможно, по причине его собственного перекоса) именно ее ущербность и возбуждала. Вскарабкавшись на циклопа и сев на его торчавший штакетник, безногая изображала циркуль - вращалась вокруг оси, отталкиваясь от ложа единственной конечностью. - Если бы сжимала в пальцах грифель, окружность получилась бы идеальной! - похвалялся сноровкой подруги скрипучий материнский клеврет. И повторял шутку, которой стимулировал усердие эквилибристки. - Сперва она попала под Еще одним замечательным словечком в его лексиконе было "ублетворил" - вместо "удовлетворил". Я впитывал скабрезности то с жадностью, то нехотя и вполуха. Гораздо важнее для меня было происходящее со мной, внутри меня; я начал относиться к себе серьезнее и внимательнее, чем к любым захватывающим признаниям извне. - Ты меня слушаешь? - неуверенно спрашивал Гриша. Я медленно и неохотно выкарабкивался из окутавшего марева мыслей. И отвечал: - Да. Никого не воспринимал. Никого не отыскивал увлекательнее, чем я сам. На окружающих смотрел - сравнивая с собой. Измеряя на свой аршин. Наделяя собственным пониманием, личными взглядами, интуицией. То считал всех своей копией. То ударялся в противоположную крайность и мнил: похожих нет. То склонялся к золотой середине: при общей малоотличимой основе в ком-то превалирует доброта, в ком-то - злость, в ком-то жадность, в ком-то щедрость, умность и глупость, значит, люди разнятся лишь качающимися, будто кроны деревьев на ветру, числителями, знаменатели в каждом постоянны. Бесспорно: чтобы узнать другого - надо изучить себя. И уж потом - от себя отрешиться. До поры мои товарищи оставались загадками. Что говорить про женщин! Разновидность "бутылочки", которую мы с Феликсом назвали "Поцелуй ручку", |
|
|