"Андрей Яхонтов. Бывшее сердце (Главы романа)" - читать интересную книгу автора

шапку волос. Завинчивающуюся спираль, уходящую в бесконечность.
Учительница спросила: что это? Сережа ответил:
- Ветер.
Другие запечатлели дом с трубой и кольцами дыма, лес и речку, корову,
бредущую по лугу. А Сережа - ветер. В душе его, возможно, жила похожая на
мою страсть к вольному полету - поверх препятствий и барьеров.
Он был удивительно светлым и чистым созданием - может быть, именно
благодаря своей ненормальности. Его не грызла зависть, не снедала жажда
первенства, не преследовала похоть. (Полноценные люди страшны и
отвратительны именно естественностью и постоянством неотвязного хотения:
денег, власти, друг друга. Отсутствие алчности и вожделения - признак
болезни, душевной или телесной). С удивлением я обнаруживал в себе -
параллельно возраставшей тяге к веселым компаниям - симпатию к Сереже и
его отъединенности, замкнутости, робости. Он словно стеснялся себя и того,
что его тщедушное тельце занимает место на густо заселенной планете.
Верил, доверял всем, с кем встречался. Был легкой добычей. Наивность,
незащищенность провоцируют нападение.
Добрый дядя, сотрудник моей матери и Сережиного отца-снохача, напросился
заниматься с заторможенным мальчиком астрономией. Звездочет частенько
наведывался и к нам, играл со мной, возился на диване, внезапно ему было
отказано от дома. Вернувшись после попыток разыскать Константина, я узнал
подробности.
Пристрастие учетчика планет не только к звездному небу вскрылось внезапно.
Но Сережа рассказал своей матери о причудах гостя слишком поздно. Та
хотела подать на хуесоса в суд. Ее отговорили. Тип входил в узкий круг
самого высокопоставленного руководства.
Сережу определили в клинику. Я успел навестить его, и меня поразило
тоскливое и терпеливое выражение глаз попутчика ветра.
- На завтрак дают подгорелую рисовую кашу, - жаловался он. - А карандаши
почему-то отобрали.
Умалишенный сосед по палате поджег его одежду, когда ночью Сережа
отправился в свою последнюю прогулку с вытянутыми вперед руками. Сережа
вспыхнул, как факел. И исчез, приятель-ветер развеял пепел.
Константин сказал бы: "Время мало-помалу выбирает сети. Какой в них улов?
Смерть. И больше ничего". А мой папаша вымолвил:
- Ужас, - И осекся, умолк.
Ну а подлинный виновник трагедии продолжал, как ни в чем не бывало,
занимать важный пост, ведать неким ответственным участком, появлялся на
заседаниях и официальных приемах - строгий, подтянутый, застегнутый на все
пуговицы: не подкопаешься, не придерешься, в предосудительном не
заподозришь, даже тени сомнения не возникает, мамаша (она сама обо всем
этом рассказывала) продолжала вести с ним долгие, изнурительные беседы об
искоренении преступности.
Накануне прихода гостей отец, мать - если бывала не занята по службе - и я
гоняли пыль, драили раковины и ванную, мыли окна и полировали мебель.
Лучше бы навсегда вычистили из числа знакомцев негодяев и упырей!
Трогательно видеть, как кто-то, отпихивая напасти от крыльца своего дома,
перенаправляет их в соседние жилища - пусть хлынувшим невзгодам
противостоят тамошние обитатели. Неужели защитники единоличного очага не
понимают: подобное лукавство рано или поздно обратит в прах весь город.