"Борис Васильевич Изюмский. Ханский ярлык (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

В крестовой церковная тишина. Стоят у стены прутья вербы, красным
цветком застыл светильник у иконы пресвятой богородицы, писанной самим
митрополитом Петром.
Из крестовой Иван Данилович прошел в хоромы к жене.
Княгиня Елена - молодая, некрасивая, с землистым лицом, - сидя на
кровати, вяло расчесывала жидкие косы, снимала с деревянного гребешка
пучки волос.
- Как здоровье, как почивала? - подходя к жене, заботливо спросил
Иван Данилович, и в глазах его появилось выражение участия и жалости.
Княгиня только головой покачала: мол, как всегда, неважно. Приложив
руку к груди, с трудом глубоко вздохнула - что-то там давило денно и
нощно.
Князь подошел к колыбели, где лежал Андрейка, улыбнулся, глядя на
маленькую, беспомощную головенку сына. Кожа на голове была тонкая, как
мешочек сваренного всмятку яйца, чуть прикрыта редким темным пушком.
Подивился хрупкости игрушечной руки, выпростанной из-под одеяла,
крошечным ногтям на пальцах. Самодовольно подумал: "Нос-то вроде моего -
долгонький!"
- Пойдем, Еленушка, к заутрене, а там и в трапезную пора, - мягко
сказал он жене.
...Ел князь не спеша, похваливал стряпуху Меланью. Да и впрямь пирог
с луком и говядиной получился отменный. Не любил в еде излишеств. Вчера у
боярина Шибеева придумали на обед подать лебедя в сметане. К чему это?
Лучше попроще да посытней.
Иван Данилович допил, похрустывая чесноком, брагу, огладил усы и
сказал, словно сожалея: "Сколь ни пировать, а из-за стола вставать... Ну,
спаси бог". Вышел на высокое крыльцо хором и, вольно распахнув темный
суконный кафтан, слегка расставив длинные крепкие ноги, стал всматриваться
в даль.
Было князю лет под сорок, но невьющаяся борода, стекающая с
худощавого лица неровными мягкими струями, делала его старше на вид.
Большие удлиненные глаза казались простодушными, смеющимися, только в
глубине их таилась все примечающая хитрость, и когда Иван Данилович был
уверен, что никто этого не замечает, взгляд серых глаз становился острым,
даже жестким.
Лицо его часто меняло выражение. Особенно изменяли выражение лица
губы. Бледные, тонкие, когда он сосредоточенно думал или властно
приказывал, в минуты опасности они совсем исчезали, поджимались, и это
сразу делало его старше, суше. Когда же Иван Данилович, как сегодня, бывал
настроен благодушно, губы его словно бы становились полнее.
По небу быстро бежала тучка, зеркально поблескивали пруды, со стороны
Торга доносился приглушенный шум.
Город грелся в лучах скупого осеннего солнца. Вдоль реки тянулись
заливные луга, а дальше, насколько хватал глаз, расстилался дикий,
дремучий бор. Он точно панцирем прикрывал город, сверху похожий на ладонь
в ломаных линиях - закоулках.
Князь увидел под крыльцом грузного боярина Кочеву.
- Поднимись-ка, тысяцкий, - позвал он.
Тот поспешно полоз наверх и вскоре стоял рядом, низко кланяясь.
- Запыхался? - спросил Иван Данилович, с усмешкой поглядывая на