"Борис Васильевич Изюмский. Ханский ярлык (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора - Да сыт я...
- Сыт ли, гладен ли, а нетути... - Он сокрушенно вздохнул. - Раньше бывало: что есть в печи - на стол мечи. А теперь в печи пусто. Маломочны стали. Татарам давай, князю твому давай, Протасию давай... А нонешний год - неурожай. В прошлый голод лист ели, кору березову, шелуху толкли, даже мох с соломой мешали. Псина на деревне вывелась. Вон, слышишь... Одна-единственная осталась. Бориска прислушался. В той стороне, где остановился князь, брехала собака. - А, бывало, в сю пору, - глядя на юношу светлыми глазами; продолжал старик, - дед мой садится за стол, - да-авно то было, еще до Батыги проклятого! - садится за стол с яствами, а яства-то снопами обставлены, и спрашивает: "Видите вы меня, чада?" - "Не видим", - молвим. "Ну, чтоб и на другой год не увидели!" - Дед Юхим помолчал, сказал с сердцем: - А теперь за боярами да за татарами ничего не видать. Поросла Русь печалью да нуждой... И умолк, поглядев с опаской на Бориску: все же княжеский слуга. - Не сторожись ты меня, деда! - страстно попросил Бориска. Юхим усмехнулся: - Ладно уж... - Он поглядел отечески. - Запомни, сынок: белые руки чужие труды любят. Бояре да воеводы нас не поят, не кормят, а спину порют. По какому божьему праву? Соль не под силу стало купить! А?.. Чего не придумают, лишь бы ободрать! За женитьбу приноси "выводную куницу", землю переписывают - давай "писчую белку", скот продашь - плати за клеймо. Один богатей меня ударил, бесчестье нанес. Я пожаловался. Отец Ивана, князь присудили. Если эти не грабежники, так кто тогда грабежники? - Глаза его сердито сверкнули из-под густых зеленоватых бровей. Опять помолчал. Подняв голову, промолвил с гордостью: - А мы-то живы, живы! Нас ничем не убьешь. Погляди вокруг: везде трудовой люд руками своими жизнь возводит. Кто победит его рукотворение? Бориска вспомнил, как думал он сам об этом же, проезжая сегодня выгарью, и понимающе кивнул головой. К столу подошел и сел молчаливый Фрол. Старуха поставила горшок со щами. Они вчетвером начали хлебать их. За перегородкой раздались плач ребенка и женский раздраженный окрик: - Цыть! Цыть! - Праправнук мой, - пояснил дед Юхим и тихо позвал: - Дуняша! Молодая женщина с круглым, в нежном пушке, лицом вынесла ребенка. - Никак не уснет, - пожаловалась она, и ее большие наивные глаза просительно поглядели на деда. - А ну давай его сюда, давай! - умело взял в руки старик младенца, и тот мгновенно умолк. - Ты чего же лишаи развела? - недовольно спросил дед у матери. - Гляди-кось, вот и вот... Смажь-ка дегтем немедля... Да камушек нагретый на брюшко ему положь. Был дед Юхим целебником, приезжали и приходили к нему даже из дальних селений. Платы никакой он не брал, а коли спрашивали: "Как тебя за врачбу отблагодарить?" - отвечал неизменно: "Живи для людей, поживут люди и для тебя... Друг для друга - все нетуго". В избу вошел Трошка. Обращаясь к Бориске, сказал: |
|
|