"Борис Васильевич Изюмский. Ханский ярлык (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

продолжил:
- За ноги привязали к верхушкам осин, разорвали супостата надвое.
- Христианское дело свершили! - не выдержав, одобрил Степан. - Бог не
осудит, коли зверя кровожадного убьешь.
Они помолчали, словно прислушиваясь к однообразному жужжанию
веретена. Тревожно метались по углам тени.
- В Тверском княжестве, сказывают, народ не только татар, а и своих
бояр побил, - негромко произнес Андрей и поглядел теперь не на Степана, а
на Аксинью. - И в Новгороде пожгли боярские дворы...
- Давно бы пора! - гневно повела черными глазами Аксинья, и пальцы ее
заработали еще быстрее. - Страх берет: не было б Узбекова нашествия... Ну,
да наш князь хитер да умен, отведет татар.
- От его ума да хитрости вишь как славно живем! - обвел Степан избу
суровыми глазами. - На языке мед, а под языком лед. Что он, что Кочева...
Живоглоты!
- Верно! - живо подхватил Андрей. - Его неспроста Калитой прозвали,
нашими слезами кошель свой набивает! - И, нахмурившись, уже медленно
продолжал: - Надысь слыхал от брата жены Трошки, подался князь в Орду,
хана Узбека обхаживать: ярлык замыслил получить.
- Этот обведе-ет! - протянула Аксинья. - Может, полегчает, как от
татар оградит. Баскаки б ездить перестали.
- Ярлык - то б и нам польза, - согласился муж.
- Без нас и от татар не оградит, а нам бы от него, обиралы,
оградиться! - с горячностью воскликнул Андрей, и шрам на его лбу
порозовел. - Степан Ефимыч, - продолжал он шепотом, пододвинувшись
вплотную к Бедному, - поднять бы народ, перебить кровососов... Самое время
ныне. Сила с князем ушла, Кочева мешковат: пока соберется... А черные люди
с Гончарной слободы поддержат. Я оттоль недавно... Перебьем волков, добро,
что они у нас награбили, отымем, по правде поделим...
Дождь сек крышу все сильнее; потрескивая, чадила лучина;
червь-древоточец точил стену.


ДЕД ЮХИМ

Селение, к которому подъезжал небольшой отряд Калиты, оказалось
десятью дворами на бугре. Трошка поскакал вперед - выбрать для князя избу
почище да просторней, и скоро Иван Данилович уже снимал сапоги в
облюбованной Трошкой избе.
Бориска остановился возле ветхих ворот с крестом и образом у верхней
перекладины. Из ворот вышел кряжистый дед в сермяжных заплатанных штанах,
полотняной рубашке и берестяных лаптях.
Зеленовато-белые волосы облепили его голову и лицо, густо иссеченное
морщинами. Дед был не стар, а древен, но меж морщин его ясно светились
спокойные, мудрые глаза. Достаточно было глянуть в них, чтобы понять:
никого и ничего не боится дед. И на Бориску смотрел он сейчас так, словно
видел позади него что-то такое, чего другим не дано было видеть.
- Разреши, деда, на постой? - попросил Бориска громко, думая, что дед
глуховат.
- Да ведь не разрешу - все едино станешь! - усмехнувшись, ответил дед