"Борис Васильевич Изюмский. Град за лукоморьем (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автораАнна?
Узнав об исчезновении отца, Марья запричитала: - Сиротинушки вы мои горькие... Что за доля наша разнесчастная. Извели Евсея, как мово Анфима... Бросив руки на стол, ткнулась лицом в него, замерла. Потом, придя в себя, тихо сказала: - И попотчевать-то нечем в скудности... Пелагеюшка, - попросила она дочку, - достань казанок со щами. Пелагея метнулась к печи, а Ивашка стал торопливо развязывать узел. - Тетя Марь, есть вот хлеб у меня и сала шмот... - Пелагеюшка, - тихо сказала Марья, подбирая волосы под платок, - сбегай к Осташке Хохре, к дяде Петру с Фросей, скажи - сын Бовкуна возвернулся. Вскоре в избе Марьи стало тесно от народа, пришел даже старый гончар Агафон Барабаш, у кого скрывался Евсей перед побегом из Киева. Борода деда свалялась в клок, хрипы раздирали грудь. В прошлую осень отнялись у него язык и левая рука, да потом отпустило. Петро Детина, отбросив костыль, долго обнимал Ивашку, гулко хлопал его по спине, втискивая в плечо свой грушеватый нос, отстранив, вглядывался, словно глазам своим не веря: - Вырос-то как! Ну, точно Евсей. И шишка возле уха... Вот схожесть, на удивленье! Ну, гостек, ну порадовал! Когда Ивашка повторил рассказ об отце, все приумолкли. "Так, видно, и не спас я Бовкуна", - горестно думал Хохря. Фрося всхлипнула, вытирая глаза, схожие с терном, сказала сдавленно: Лицо Петра стало серым, толстые губы задрожали: - Не такой человек Бовкун, чтобы весть о себе не подать, коли жив был бы... Дед Агафон поминально перекрестился. Петро что-то тихо сказал Фросе, и она исчезла. - И у нас тут, Ивашка, бояре лютуют как хотят, - сказал Петро густым своим басом, и глаза его мрачно блеснули. - Тысяцкий Ратибор - собака не лучше Путяты... Злые дела множит... Люд взвыл... Путяту-то, как приезжал, в смоле утопили, и этот дождется... - Казначей Нажира кровь пьет, - скрипнул зубами Хохря. - Смердов не блюдут, едим хлеб сух да и то через день. Ненасытству и алчности себялюбы предела не ведают... Дед Агафон закивал седой головой, покряхтев, подтвердил: - Богатый чем боле сбирает, тем ненасытней... Слыхал, игумен-то Даниил в Ерусалим пошел, - сообщил он вдруг. - Что нам до того Ерусалима, - гневно сказал Петро. Он сидел на лавке, положив обрубок ноги на костыль. - А князек-то наш, богом данный Мономах, за стол ухватился - не отдерешь. - Не отдерешь, - подтвердил дед Агафон. - Сказывают, - громыхнул голос Петра, - саранча половецкая из-за Дона ползет. Вот-то еще беда... - Ну, ее Мономах не один раз давил... - сказал Хохря. - Давил! - ожесточенно выкрикнул Петро. - А сколь наших полегло и вороны им очи выклевали! |
|
|