"Борис Васильевич Изюмский. Град за лукоморьем (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автораПодола на Копырьевом конце.
Вот и знакомая улица. Темнели грачиные гнезда на старых акациях. Уходило в синее марево солнце, небо в желтоватых подпалинах нависло над днепровской кручей, над заброшенным двором Бовкуна. Покосился плетень с калиткой, и береза сиротливо стояла у порога землянки с провалившейся соломенной крышей. Стропила выступали, как ребра у клячи. Да и по всей улице было немало таких же заброшенных, покинутых землянок, обросших мхом. Калика-перехожий сказывал в Тмутаракани как-то Ивашке, что в Киеве "потряслась земля и церкви поколебались". Нет, стояли на месте церкви, а вот жизнь потрясла Подол, продолжала надруганье над его обитателями. Ивашка переступил порог землянки: пахнуло плесенью, запустением; паутина обволокла давно затухшую лампаду в углу. Ивашка вышел во двор. Из колодца, когда-то вырытого отцом под рябиной, женщина в темном платье тянула бадью с водой. На камне-скамье у калитки сидела девчонка годков семи. Ивашка постоял над ступеньками, ведущими вниз к Днепру. Их было сорок семь, Ивашка хорошо это помнил, но спускаться к вербам почему-то не захотелось. Посмотрел тоскливо на дуб в углу двора, подошел ближе к нему - на коре сохранились в детстве вырезанные им копье и щит. Да как же это было давно! Рядом с дубом горбилась засохшая яблоня. Однажды Анна залезла на нее, но яблок не нашла. Ивашка, стоя внизу, замахнулся топором на дерево: - Уродишь?.. Анна сверху ответила за яблоню: - Ну гляди! - шутливо пригрозил Ивашка. - Не то срублю, - и легонько ударил обухом по стволу. А еще совсем маленькой, Анна, пригибая пальцы к ладошке, частила: - Сорока-ворона кашу варила... - дойдя до большого пальца, строго хмурила белесые брови: - Этому не дала, он коротыш... Дрова не рубил, воду не носил. Ивашка тревожно подумал: "Не обижает ли кто Аннусю? Нет, Глеб заступится". Правду батусь говорил: "Легче во тьме пребывать, чем без друга". Ивашка набрал в мешочек горсть родимой земли: "Повезу ей, обрадуется". Пошел в сторону колодезного сруба. Женщина подняла лицо от бадьи и вскрикнула: - Ивашенька! Он с трудом узнал в поседевшей, иссохшей женщине когда-то златокудрую жену Анфима: - Теть Марья! Кинулся к ней. Марья обняла его, положив голову на плечо Ивашки, разрыдалась. К ней испуганно жалась та девчонка, что недавно сидела на камне, тревожно светились ее темные звездочки-глаза. - Мои-то... и Марфа и Лисавета с глада померли... Вот одна осталась... - Прижала к себе рукой девочку. Словно оправдываясь, сказала: - Кажись, и не плачу, а слеза бежит... Вздохнула виновато: - Нужда изглодала. Ну, пойдем, пойдем к нам в избу. Где отец-то? |
|
|