"Рюрик Ивнев. Богема " - читать интересную книгу автора "Долой классиков!"
"Долой символистов!" "Долой футуристов!" "Да здравствуют ничевоки - ось современной революционной поэзии!" На длинных скамьях без спинок расселись молодые люди. Здесь были барышни и маменькины сынки, рабочие и крестьянские парни. Ни трибуны, ни эстрады в зале не было. Все пришедшие отдельными небольшими группками все время перекочевывали из угла в угол. Каждая группа отстаивала свой "метод" оригинальными средствами воздействия: крики перемешивались с истерическими воплями и заборной бранью - так эти "жрецы" от литературы пытались опорочить школу своего противника. В глубине зала, справа, неоклассик Захаров-Мэнский. (который всегда требовал, чтобы его вторая фамилия - Мэнский - печаталась и произносилась через "э" оборотное) вел "острую" беседу с беспредметницей Хабиас-Комаровой, поэтессой, недавно выпустившей книгу стихов "Серафические подвески". Для достижения "великих" целей Хабиас не брезговала никакими средствами, для большего лоска и шика выдавала себя за рано овдовевшую княгиню Оболенскую. Лорнируя находящихся перед ней поклонников и поклонниц, Хабиас читала свои стихи: И ты, Господи, стал военкомом, Прислал мне пшеничный мундштук... - Ниночка Петровна, - перебил ее Захаров-Мэнский, - вы не читаете и даже не поете, а прохрипываете. Разрешите предложить вам радикальное зачитывал декларацию неореалистов в Политехническом. - Вы бестактны, - сказала Хабиас и перевела лорнет на входившего в зал стройного, с военной выправкой гостя. Это был мэтр школы конструктивистов Алексей Чичерин, автор нашумевшей книги стихов "Звонок к дворнику". Подойдя вплотную к беседующим и пререкающимся Хабиас и Захарову-Мэнскому, Чичерин вызывающе обратился к поэтессе: - Нина Петровна, посоветуйте вашему собеседнику таблетки от бездарности, они значительно эффективнее, нежели "Вальда". В зале раздались аплодисменты, напомнившие топот лошадей, перемешанный со свистом и улюлюканьем. Это было сопровождение к выступлению знаменитого футуриста Алексея Крученых, читавшего свой стихотворный роман "Разбойник Ванька Каин и Сонька-маникюрщица". Тем временем в импровизированном кафе-буфете, находящемся рядом с залом выступлений, сидел Осип Мандельштам и ел чечевичные лепешки, запивая остывшим морковным чаем. Рядом с ним на краю скамьи расположился молодой поэт Иван Грузинов. - Молодой человек, - говорил Мандельштам Грузинову, - каждый предмет должен оставаться самим собой! Запомните, молодой человек, вы можете делать что угодно со стихами, но они должны оставаться настоящими стихами. Вы поняли, молодой человек? Грузинов смущенно пролепетал: - Да, но... - Никаких "да", никаких "но"! - гневно воскликнул Мандельштам. - Стихи должны оставаться стихами, а не подопытными лягушками. Поэт, если только он |
|
|