"Ярослав Ивашкевич. Мать Иоанна от ангелов" - читать интересную книгу автора

приправлено.
- А куда вы едете, пан ксендз? - спросил неугомонный человечек.
Ксендз Сурин ощутил прилив тоски, которая стеснила ему сердце и даже
отбила охоту к еде.
- В Людынь, - ответил он.
- О! В Людынь? - протяжно произнес Володкович. - Плохо дело.
- Почему? - удивился ксендз.
- О, плохо, - повторил шляхтич. - Не клюдыньским ли монашкам?
- Да, к ним, - нехотя отвечал ксендз Сурин, переведя взгляд на еду и
помешивая ложкой в котелке.
- Вы, пан ксендз, сами знаете, - сказал Володкович, и лицо его вдруг
стало серьезным. - Сами знаете, только говорить не хотите. Но вам-то,
конечно, все известно.
- Нечего попусту болтать, - шепнул ксендз, глотая горячую капусту.
К величайшему его удивлению, шляхтич молниеносно скользнул по лавке,
как шар по кегельбану, очутился рядом с ксендзом, под его правым локтем,
и, мешая есть, трогая рукав его сутаны, заговорил:
- Вы, пан ксендз, знаете, какие делишки там творятся. Господи боже,
помилуй нас...
Ксендз наконец потерял терпение.
- Не болтай, человече, о таких вещах. Ты об этом никакого понятия не
имеешь. Мы-то, богословы, кое-что в этом смыслим. А вам надлежит молиться
и молчать.
При этих словах ксендз поднялся, грозно приосанясь, и сотворил крестное
знамение. Володкович отскочил на прежнее место, слегка сконфуженный, и на
минуту умолк. Ксендз, как ни в чем не бывало, снова сел и принялся за
пшено с капустой, осторожно дуя на каждую ложку. Подозвав корчмарку,
маленький шляхтич потребовал пива. Корчмарка поставила на стол большую
кружку зеленого стекла, из которой вылезала густая пена, и, усмехаясь,
стала рядом с шляхтичем. Ее большие черные глаза сверкнули в полумраке
горницы, когда она бросила любопытный взгляд в сторону ксендза Сурина. Но
тот притворялся, что этого не видит, и продолжал орудовать ложкой.
Корчмарка резко пошевелилась - забренчали на ее груди частые мониста из
кораллов и цехинов. Ксендз все время ощущал неприятный ток, исходивший от
этих двоих. Пользуясь минутным молчанием, он прочитал про себя "Патер
ностер" и "Аве".
Едва он закончил, как Володкович обратился к корчмарке:
- Ну как, Авдося? Может, поворожишь пану ксендзу?
Авдотья засмеялась, прикрывая рот ладонью.
- А почему бы нет? - продолжал шляхтич, топорща усы и гримасничая. - У
ксендзов тоже есть своя судьба. Не одна девица...
Ксендз Сурин грозно глянул через стол на болтуна. Тот запнулся, секунду
помолчал, будто подыскивая слова, потом продолжил:
- Не одна девица перед тем, как вступить в монастырь, просит у него
совета. Ему бы тоже хотелось читать будущее, да он не умеет. Скажи ему
что-нибудь.
- Что ж я ему скажу? - отозвалась наконец Авдотья; голос у нее был
грудной, певучий и такой волнующий, что ксендз Сурин невольно взглянул
цыганке в лицо.
Отделенная столом от него, она стояла, подперев руками бока. С виду ей