"Ярослав Ивашкевич. Мать Иоанна от ангелов" - читать интересную книгу автора

сменой состояний своего духа. Он уже давно заметил, что состояния эти
меняются у него весьма резко и что после черной меланхолии, овладевавшей
им при размышлениях над грехами, очень часто наступало радостное
возбуждение, как бы в предчувствии чего-то веселого, возбуждение и
веселость, которые ксендз Сурин приписывал особым свойствам освящающей
благодати, сошествие коей он испытывал не раз, после того как с должным
благочестием отправлял службу.
В радостном этом возбуждении он вошел в корчму - просторная,
закопченная горница была почти пуста. Старая корчмарка - видимо, цыганка,
ксендз Сурин знал ее по прежним своим поездкам, - стояла, подбоченясь, в
углу, а у конца дубового стола сидел низенький, худой шляхтич из
мелкопоместных и с большим аппетитом выгребал капусту из медного котелка.
При виде этого обтрепанного шляхтича отец Сурин вздрогнул, и веселость его
исчезла, но не потому, что он испугался или же узнал знакомого. Нет, он
видел шляхтича впервые - но сразу почувствовал к нему ничем не объяснимое
отвращение. Он уже знал, что этот человек причинит ему какую-то
неприятность.
Корчмарка поспешно ответила на приветствие преподобного отца и
предложила ему сивухи. Ксендз Сурин отказался с легкой усмешкой. Маленький
шляхтич, похожий не то на хомяка, не то на карпа, глянул на ксендза поверх
котелка и, облизывая ложку, захихикал. При смехе обнажились его редкие,
выщербленные зубы и лиловые десны.
- Не будь я Володкович, - сказал он, - Винцентий Володкович, ежели
думал когда, что отцы иезуиты водкой брезгуют!
Отец Сурин с беспокойством взглянул на шляхтича и присел к столу у
другого конца. Не ответив на дерзкие слова, он обратился к корчмарке и
попросил подать немного капустника. Из сумки, которая была при нем, он
вынул монастырский хлебец, порезанный на тонкие ломти, и, отломив от
одного ломтя кусочек, поднес ко рту.
Володкович, облизав ложку, стукнул ею по дну котелка и уставился
круглыми глазками на хлеб иезуита.
- Бог мой, ну и тонко режете вы себе хлеб, святой отец, - вздохнул он,
- будто панна - марципан. Такую малость в рот взять, и не разберешь, что
это хлеб...
- У нас всегда так режут хлеб, - серьезно сказал ксендз Сурин, - таков
монастырский обычай.
И он откусил кусочек, досадуя на себя, что вступил в разговор с этим
шляхтичем.
- А почему? - назойливо спросил шляхтич, не сводя глаз с ломтя.
- Почему? - повторил ксендз, жуя хлеб, который казался ему в эту минуту
совершенно безвкусным. - Почему? А почему надо пожирать большие кусищи?
Это алчность и обжорство. Нам и таких ломтей достаточно.
- Ну, ну, не стройте из себя праведника, пан ксендз, - пробурчал
Володкович себе под нос и вдруг хмыкнул, прищурив левый глаз. - Лакомка-то
вы, наверно, первостатейный. А в дороге, известно, не перебираешь,
подкрепляешься чем попало, вот как я этой капустой.
Корчмарка поставила перед ксендзом такой же котелок, как тот, что стоял
уже порожний на другом конце стола, и положила рядом с котелком деревянную
ложку. Поморщившись, ксендз Сурин заглянул в посудину. Там была капуста с
пшенной кашей. Обилие шкварок свидетельствовало, что блюдо было щедро