"Валентин Дмитриевич Иванов. Русь изначальная. Том третий. Исторический роман. Трилогия о начале Руси; №2.3." - читать интересную книгу автора

князе-вдовце, который вздумал сынка женить поскорее, но красавица невеста
не сына, отца на себе поженила и подарила ему двенадцать сыновей-богатырей
на зависть всему белому свету.
Пошли своим путем и друзья, невольно расправив плечи по-молодому.
Успеется еще в землю-то лечь, туда не опоздаешь, как и на тот свет.
Верно. От повестей о поздней любви не пусты русские были и ромейские
преданья, а в Священном писании таких примеров не счесть. Бывалому больше
нужно, чем молодому. И то сказать, лечь в домовину успеешь, земля в твой
час возьмет тебя без укора, что ей! А на том свете божий ангел не спросит,
сколько времени ты, душа, жила в русском теле и сколько любила, а спросит,
много ль добра совершила и какого наделала зла... Так, что ли, друг? Так,
видно.
Гляди: до Донца на запад, на север легла безмерная ровность. За нею
черта, будто проведенная по пергаменту свинцовым стилосом. То всхолмления
над не видимыми от реки балками. А дальше - степная ширь, и туманится она,
и течет, и струится к земному окоему, но не виден окоем, и мглистая степь
свободно восходит к небу, будто бы ты начнешь там подниматься на небесные
своды не по лестницам, на ступенях которых тяжко трудились святые, а по
глади, манящей полетом.
Здесь, в донецкой излучине, такое всегда виделось князю Мстиславу, и
всегда обманное это виденье напоминало о дороге на небесную твердь,
которой, по вере дедов, восходили русские души, и всегда тешился он мыслью
- не страшно ему, нет смерти. Он, христианин, уважая веру предков, не знал
за собой бесчестья ни в старом, ни в новом законе.
За ивняком, который венчает донецкий бережок, ходят табуны коней,
подаренных печенегами посланным князя Мстислава. Дар обойдется дороже, чем
купля: отдариваются щедро, чтоб не потерять лица, но таков обычай в Степи.
Князевы посланные отобрали пятнадцать сотен коней. От Донца дружина пойдет
о двуконь, ветра быстрее. Пока же быть стоянке на три дня, чтоб дружинники
разобрали коней и смирили крутой нрав новых своих скакунов.
В княжеском шатре приподняты края, чтоб ветерок, ускользнув от ярого
солнца, нес полынный дух, горечь которого сладка тем, кто хоть день прожил
в степи. Да будет вечна вольная степь!
Ковер на полу шатра выткан красной и черной шерстью. В узоре
заботливая рука мусульманина-ковровщика скрыла под острыми углами рисунка
души растений: бог изрек Магомету запрещенье верным изображать что-либо
живое, но таить его в рисунке не запретил. На ковре расставлено
тмутороканское угощение. Мстислав чествует хана Тугена. Тугеново колено
пасет свои стада на западных от Донца угодьях. Хан подарил князю живое
золото, князь отдарился простым.
Хан благостен, многословен. Цветисты степные речи. Кочевник умеет
свои слова сплетать такими венками, что глуп будет ищущий в них некую
общую правду. Надобно просто понять простое же: искусный плетельщик сам
верит плетению, в котором сегодня одно, а завтра другое.
- Ты гость наш, гость, князь, иди, живи, бери все, что хочешь, -
приглашал Туген. - Я твой друг, клянусь небом, я хочу любить тебя. Истину
говорю - хочу. Любовь женщины зависит от силы подчинившего ее, любовь
мужчины - от уважения к другу.
И хан говорит, говорит... Поломал печенежью спину князь Ярослав.
Теперь торки, старые соперники печенегов по заволжским кочевьям,