"Юрий Иваниченко. В краю родном, в земле чужой" - читать интересную книгу автора

на миг замер, прежде чем попробовать...
Однажды, правда, Вадим ее достал. Больно. Проговорился:
- Сашка тебя никогда не отпустит. Слишком хорошая.
- Правда - и неправда. Пожалуй, Таня знала себе цену - совсем другую.
Знала, что она змеюка и кусака, и может зацепить - и цепляет, - просто так,
так уж устроена. И в доме вкалывает вовсе не в охотку, а только потому, что
это её дом, первый и, быть может, последний настоящий... Во всяком случае,
последний, где она будет безраздельной хозяйкой - крутой Сашка отдал ей все
на откуп, ни во что не вмешиваясь.
Знала, что умея, ни черта она сама бы не готовила, ограничиваясь
только чашкой кофе да ломтиком салями, а если бы и стирала, так потому
только, что машина шесть минут мягко вздрагивает, как будто бы там
протекает тайный секс, и белье перемешивается, перепутывается, изменяет
цвет и запах - а потом, высушенное и крахмальное до звона, наполняет дом
острым и мгновенным чувством... возрождения? Очищения? Пусть ненадолго...
Знала, что ее хваленый вкус и художественные наклонности, признанные и
ее бабской студии, - явное преувеличение, сама она выделяется потому
только, что у всех остальных теток глаза хватает разве что на подбор
сочетания юбки и блузки, да и то лишь по цвету, но не по фасону, а Татьяна
все же следует элементарным рекомендациям "Бурды".
И когда Вадим ею восхищался - или, скажем точнее, отмечал в ней
превосходящее, - казалось Тане, что происходит ошибка, опасная и нелепая. И
неизбежно наступит день, когда он, умник, очнется и поймет: все - выдумка,
самообман, преувеличение. Иллюзия. Пыль в глаза. Проснется однажды - если
все получится, если удастся мирно уйти от Сашки, а ему от своей
супружницы, - взглянет на рыжую растрепанную голову рядом с собой на
подушке и спросит:
- Кто это? И зачем?
Не может она, в самом деле, ни разу не засветиться, не проколоться, не
дать понять, чего на самом деле стоит ее ум, ее вкус, воспитание и
образование. Разве в чем-либо она сама - значительное, если даже безумная
сладость и раскованность телесной любви - ей разверзлась благодаря Вадиму и
только с ним; а он - с нею ли только? Разве мужчина может почувствовать
полное самозабвение и бесконечную, безграничную преданность единственному
своему?
Но где-то в самой глубине души, наверное, там, где помещается вера в
чудо, теплился огонек надежды, что все настоящее и все хорошее - сбудется.
Они уже перебрались опять в постель и, едва прикасаясь, будили друг в
друге отзвуки пережитого блаженства, приближая блаженство грядущее. Чуть
застонав, Татьяна прошептала:
- Я не верю, что все это - со мной, для меня. Твою женщину подменили
мною...
- А настоящая, конечно, - улыбнулся Вадим, поглаживая кончиками
пальцев теплорозовые раковинки ушек, - за тысячу верст и полтора
столетия...
И вдруг отодвинулся, сжал кулаки и сел. Помолчал с минуту, а потом
протянул:
- Вот это штука... и сюжет какой... Хотя и не в современном духе. Как
же я сразу не вспомнил!
- Что? - со страхом спросила Таня, встревоженная не словами - тоном,