"Всеволод Иванов. У " - читать интересную книгу автора

М. Н. Синицын попытку мою вступить в разговор принял чуть не за
подхалимаж. Он багровым взглядом уставился на меня. И опять я смолчал.
- Робкая у тебя на баб выдумка, Матвей Иванович, - продолжал Синицын с
прежним негодованием. - Тебе бабу под лад трудно выбрать. Ты, вон, с
сиделками разговариваешь, опустив глаза, а они грязь развели. Четырех клопов
давеча на подоконнике поймали. Для бабы более постная пища требуется, а ты
бабу больше по чертежам мыслишь. Вот насчет улыбки: совсем вздорная вещь.
Езжайте вы без прощаньев за границу, а мы тут клопов пока выморим. Ученые
спорят, а клоп, он себе, стерва, плодится да плодится.
Доктор схватил опять пуговицу:
- Один взгляд только, Синицын, один взгляд на то, как она шагает по
своей комнате - и для меня будут ясны истоки болезни ювелиров. Согласитесь,
если в отделении больницы, руководимом вами, под различными предлогами
появляются любопытствующие, если весь город наполнен слухами, если эти
слухи, появившись вначале в белой прессе, захватили затем европейскую и
американскую, если вам предстоит удовольствие дать десяток интервью за
границей - и все это организовала девушка, которую вы имели несчастье
полюбить...
М. Н. Синицын вскочил, оттолкнул ногой стул и, схватив доктора за
плечи, крикнул ему в лицо:
- По-моему, лечить надо, а не по-вашему. - Он обернулся ко мне: - Ты
вот, Егор Егорыч, чистый болван, так хоть ты ему объясни, если он считает
меня таким хозяйственником, который, кроме как в клопах, ни в чем не
смыслит, что если мы отняли у буржуев все, то право ворчать и болтать чепуху
сколько им влезет мы оставили им. Услышит он в рабочих кварталах Берлина о
короне американского императора? Никогда!
- Вспомните, - наставительно сказал доктор, - что ювелиры были тихие,
робкие люди, совершенно не имевшие знакомств, их квартирка из двух
комнатенок выходила прямо на двор, где постоянно - зимой и летом - играли
ребятишки, знавшие всех жильцов и всех их знакомых, причем, задачей
ребятишек было стеречь двери от воров - и это они исполняли успешно. Окна
квартирки были заставлены железными решетками, как во многих первых этажах,
следовательно, через окно попасть к ним было трудно, если б даже и пришла
кому-либо шальная мысль подкинуть им часы. По-моему, истоки их болезни
находятся в часах. Вспомните, что они жили замкну-то, стыдились своего
жалкого вида, бедной комнатенки, в провинции на их попечении находились мать
и три больных сестры, большинство заработка ювелиров уходило на лечение
сестер. Однажды в жизни они любили, - она, несомненно, была блондинкой,
теперь она состарилась, мать нескольких детей. Я попросил послать мне ее
карточку, девичью. Она прислала их несколько. У меня возникла мысль: не
перенесли ли они свою любовь на другой объект и не могло ли так случиться,
что этот объект поступил с ними подло? Но до сегодня они его любят, боятся
причинить ему боль - и больная память выкинула имя его, воспоминание о нем.
Кроме того, они питали к этому объекту нежность, он должен быть слабым, не
физически, а морально, волево. Было б чрезвычайно просто передать им снимок
невесты в юности и сказать, что какая-то похожая на снимок девушка просила
вручить. Можно было бы таким путем вызвать известные намеки, но можно и
увеличить болезнь, заставить пациентов замкнуться, увеличить свое сумеречное
состояние - нам грозила бы опасность приблизить час их душевной смерти.
Препротивнейшие часы провел я, Синицын, размышляя о них, к тому же споры с