"Всеволод Иванов. У " - читать интересную книгу автора

профессором!... Но однажды совершенно ничтожное обстоятельство толкнуло мою
мысль на правильную дорогу. В палате появился больной, страстно любивший
открывать форточки. Сырым ветреным днем я совершал обход. Вам известно,
насколько больные обожают жаловаться. Палата заявила протест против
открывания форточек и, в частности, потребовала, чтобы к халатам немедленно
пришили пуговицы. Я обещал удовлетворить их желание, но внезапно против
пуговиц восстали братья Юрьевы. Порыв их быстро угас, но самое проявление
его показалось мне странным. Я потребовал из кладовых костюмы, в которых их
привезли. Все пуговицы на костюмах были выдернуты с корнем. Комнату их
передали давно другим жильцам, жалкое их имущество увезла мать, - все же я
искал пуговицы, на которые они перенесли свое негодование. Я написал матери.
Она нашла одну, поломанную. Вы ее видели, Синицын? Итак, на Петровке я
встретил Сусанну. В этом холодном, почти мраморном взгляде, в этом
алебастровом лице, я прочел дикую волю и великолепный ум. Она - дочь той
женщины, которой принадлежала пуговичная мастерская. Ее не удовлетворяет
жизнь! Она хочет прорваться в иное, и вот она накануне преступления. Разве
обязанности доктора лечить, а не предупреждать болезни, ибо преступление
против общества - социальная болезнь, Синицын. Я должен предупредить развал
человека, и для этого достаточно будет одной фразы.
- Какой такой фразы? Не воруй, что ли?
- Я еще не сформулировал ее, но к завтраму она будет готова. Этой
фразой можно исцелить и ювелиров, и Сусанну, и вообще весь дом, где она
живет.
- Любопытненько. Здорово ты в слова веришь, Матвей Иванович. А что,
если нам взять да этих ювелиров к станку поставить?
Теперь нам пришла очередь изумленно уставиться на Синицына:
- К станку? - переспросил доктор. - Вы предлагаете их выпустить,
Синицын?
- Вот и обмозгуем вместе.
- Я категорически против, - вскричал доктор. - Необходимо произвести
детальнейшее обследование и как раз на основе того, что нам скажет Сусанна.
- Кра-асивое имя-то. За одно имя которые влюбляются. И это все?
- Все, - ответил доктор. - Три недели, которые я проведу за границей,
Сусанна будет размышлять над моей фразой, а на четвертой, - возможно, она
даже придет сюда справляться, Синицын, относительно меня, так вы скажите ей
точно, когда я возвращусь и, самое главное, не допускайте ее до ювелиров, на
четвертой, мы произведем последнее обследование, и целый ряд людей будет
возвращен к разумной жизни.
- А парни так и будут пока лежать в постели, вытянувшись, как селедки?
- Какие парни, Синицын?
- А ювелиры?
- Да, они будут пока лежать.
- Вам бы полежать! - вскричал Синицын, вскакивая и опрокидывая стул.
Хлопнула дверь. Доктор расстегнул халат.
- Как великолепно, что вы меня провожаете, Егор Егорыч, - сказал он
протяжно, видимо, размышляя о своем.
Вот кратко те причины, из-за которых мы очутились возле дома № 42,
увидели Черпанова, и доктор выдал себя за "ухогорлоноса".
Итак, Черпанов присел на корточки. Доктор возле него. Что же мне
оставалось делать? Соорудив возможно умное лицо, я тоже присел. Доктор,