"Всеволод Иванов. Сокровища Александра Македонского (Из неоконченного романа) " - читать интересную книгу автора

дойти,- какие превратности судьбы пережил он, Бринза, и как из запутанностей
быта он переходит сейчас к полному перевороту. И, охватив руками толстые
щеки, он глядел на увесистого шофёра с таким видом, как будто мог испортить
его своим дуновением.
Странно, что и Хоржевский прилаживался к ней и так и сяк. Он объяснял
это тем, что Груша обладает большим количеством знакомых, а его в таких
случаях интересуют качества людей: к чему они готовятся, что измышляют.
Людей, действительно, подходило много, но то ли наша машина не внушала
им доверия, то ли они не торопились и встречные чайханы вполне удовлетворяли
их как дорожные приюты,- ни один из них не просил подвезти его, хотя с
Грушей они любезничали напропалую. Вслушаться в их разговоры, то становилось
понятным, что они не торопятся. Куда там! Прописка, продкарточки, отсутствие
жилья, топлива, воровство, утеря знакомых по дороге... Они сокрушенно охают,
приводят друг друга в отчаяние, проливают слёзы...
Андрей Вавилыч записывает. По-моему, труд напрасный. Здесь столько
несчастий, что, как столетиями запущенный сад не расчистить, так и тут не
поможешь. Впрочем, памятуя его намёк, что подчинённому известны не все
замыслы начальства, я безмолвствовал.
В начале третьего дня, когда у нас вышли продукты и Андрей Вавилыч
заполнил жалобами шестую записную книжку, он сказал:
- Я более чем когда-либо расположен к мнению, что мы присутствуем при
попрании справедливости и при появлении веры, что её, справедливость,
необходимо реставрировать! Здесь это тем легче, что творения философов и
художников подняли значение строительства Соединения, а успехи научной мысли
закрепили его. Следовательно, стремящиеся туда на работу, измученные разными
невзгодами, тем самым стремятся к восстановлению своих прав. Вижу, что если
уничтожить сопротивление негодяев соответствующим инструкциям и резолюциям,
бросив искру истинного инструктажа, произойдёт великое очищение воздуха. Не
сомневаюсь в трудностях, но...
В степи торчали курганы, похожие на нарыв в углу глаза. Говорят, летом
возле них летают комары с жалом величины ужаснейшей. Машина, должно быть,
напутанная комарами, долго кружила без толку возле каждого кургана.
Учтиво расставшись с последним курганом, мы вступили в хмурую пустынную
область, пересекаемую рядом холодных горных речек, заваленных грудами галек
и валунов. Воды в речках мало...
Вид валунов внушал нашему шофёру головокружение. Он раза три ткнулся в
них, помял капот, а затем, как сумасшедший, разбрасывая гальку и щебень,
ринулся вверх, вдоль русла реки.
Покинув валунное и галечное русло, мы, неизвестно для чего, стали
домогаться другого, и оно с приветливостью ада раскинулось перед нами.
Эта река имела к нам особое расположение. Она не только обладала
основным руслом, но имела ещё штук двадцать притоков, каждый из которых не
прочь был вступить в интрижку с нашей машиной, бросая ей под ноги валуны и
гальки.
Мало того, река и её притоки, очевидно, расположенные к нам
необыкновенно, решили побаловать нас невиданным зрелищем. Специально для
нас, думаю, потому что никто более не смотрел на это,- река и её милые дети
глубоко врезались в плато и образовали величественное мрачное ущелье со
скалами, имеющими вид неотполированных колонн. Скажу прямо - колонны хороши
на вновь отстроенных домах, но они отвратительны, когда вы в ущелье и