"Дарья Истомина. Леди-бомж" - читать интересную книгу автора

Мамулечку все это не волновало. Мамулечка к пяти моим годам подкинула
меня деду и умотала в солнечную Моравию с очередным мужем, кажется,
все-таки последним. Я его не помню. Вроде бы это был веселый и толстый
грузин с роскошными усами, директор плодоовощного совхоза под Гори,
проходивший стажировку в институте у деда. Пару раз в год через Москву к
нам на Волгу его люди привозили посылки из Грузии: вино в бочонках,
чурчхелы, гранаты и потрясающее варенье из незрелых грецких орехов и
лепестков роз. С посылками мамулечка передавала писулечки - в них мне
рекомендовалось чистить зубы два раза в день, учиться на "отлично" и
слушаться дедушку.
Кто был моим папулечкой, я так до конца и не выяснила. По одной из
версий - военный моряк с атомной подлодки, который вроде бы служил на
Чукотке и познакомился с мамулечкой в военном санатории в Алуште, будучи в
отпуске. В первом классе я рисовала его рядом с чумом и моржами, с большим
пистолетом в руках. По моему разумению, таким образом он подводно стрелял
моржей и китов. Возможно, мать ждала более удобного момента для
объяснений. Словом, когда я созрею. За одно я ей была благодарна. Несмотря
на свои бесконечные замужества, она сохранила девичью фамилию, каковой
наградила меня. Иначе я бы свободно могла быть какой-нибудь Алибабаевой
или Махарадзе.
В девяносто первом все накрылось - и вино в бочонках, и писулечки, и
варенье из лепестков роз. Грузия стала заграницей.
В общем, дед для меня был всем - и мамкой, и нянькой, и кормилицей.
Муштровал он меня свирепо, вовсе не как девицу, а как пацана. Видно, ему
не хватало не внучки, а внука. Так что к четырнадцати годам, тощая, как
глиста, но мускулистая, я запросто переплывала Волгу в самом широком
месте, там, где она. впадает в водохранилище, наматывала на стадионе при
школе километры (я предпочитала длинные дистанции, а не спринт), пробовала
толкать ядро, но потом остановилась на волейболе, лупила дичь на пролете
из любого из дедовых дробовиков и бокфлинтов из его коллекции и даже
как-то завалила под Тверью кабанчика, дралась всерьез с пацанами из
слободы, которые исконно враждовали с "институтскими", из НИИ, и не до
первой кровянки, а так, чтобы улепетывали. Не раз получала и сама, но дед
к моим фингалам относился с одобрением. Освоила его трофейный мотоцикл с
карданной передачей, "бээмвэ" образца сорок пятого года, и действительный
член академии сельхознаук, руководитель самой мощной селекционной
структуры по пасленовым культурам, к которым относилась и картошка, даже
не догадывался, что в одиночестве я раздевалась, в тоске разглядывала
острые кукиши на плоской грудке и с ужасом думала, что я на веки вечные
останусь плоской и тощей и у меня никогда не отрастет ничего приличного.
Но ничего - все отросло, что и положено, в некоторых местах буйно
заколосилось и закурчавилось, но то, что я не мальчик, дед понял только в
тот день, когда на меня обрушились первые регулы, и он, перепугавшись до
икоты, вызвал "скорую" из города, спасатъ меня от неведомого заболевания,
и потом женщины из его института тихо ржали над дедом и пересказывали этот
анекдот городским.
Иннокентий Панкратович Басаргин был картофельным гением, выводил и
районировал сорта в основном для средней России, много потерпел еще
молодым во времена борьбы с космополитизмом, в раз-рад коего входило и
учение монаха Менделя, и в те же годы, когда гены объявлялись извращением