"Дарья Истомина. Леди-бомж" - читать интересную книгу автора

водорослей, белый донный песок и серебряная рыбья мелочь.
Я разделась донага, зажмурилась и прыгнула в воду. Это была не вода,
а жидкий лед. Ощущение было такое, будто с меня одним махом содрали кожу.
Чего я и добивалась. Чтобы все, что было, - содрать! Плаваю я как рыба,
благо родилась и зрела на Большой Волге, но все-таки понимала, что меня
может стиснуть судорогой.
Набрала воздуху, нырнула и сумела ухватить со дна горстку искристого
песку.
Вылезла я на берег, только когда учуяла, что начинает отмерзать самое
дорогое.
Поскуливая, открыла хозяйственную сумку из коричневого дерматина
(такие выдавали всем освобожденным), выдернула вафельное полотенце со
штампом и растерлась докрасна. Волна горячей крови ударила изнутри,
раскалила кожу, и мне вмиг стало тепло и радостно. Я будто смыла одним
махом все - запахи тухлой капусты, хлорки и копеечной косметики, которая
продавалась в лавочке в зоне, и ночные всхлипы и стоны товарок по беде,
которые самоудовлетворялись на двойных койках, и бесконечные зимы, когда
тебя загоняют в цех, когда еще темно, а выгоняют, когда уже темно, и
кажется, что ни весны, ни солнца не будет больше никогда, и каптерку с
сопящим заместителем по воспитательной работе, словом - все-все!
Я переложила кое-какую мелочевку из сумки в пластиковый пакет с
мордой патриотичного Газманова на фоне золотых куполов, нагрузила сумку
камнями и зашвырнула ее в озеро. По этому коричневому дерьму здесь вольные
сразу определяли, что сударыня - только что с острова. Могли и
прицепиться. Те же менты на вокзале. И устроить мне что-нибудь наподобие
каптерочного Бубенцова. Пока я без паспорта, я кто? А паспорт мне должны
выдать только далеко отсюда.
Солнце наконец ударило сквозь кроны сосен, озеро вмиг заголубело,
чайки превратились в белоснежные хлопья в перламутровых небесах, и я
поняла, что дико хочу жрать, лопать, трескать, грызть и высасывать!
К концу срока меня стало одолевать совершенно дикое желание - я
хотела пива. Не вонючего самогона, который втихаря гнали у нас в
пищеблоке, не политуры из мебельного цеха, от которой не отказывались
матерые долгосрочницы, и даже не нормальной водки, что иногда приносили
охранницы, а именно пива - такого, что обожал дедуля и каковым отпаивал
меня лет в двенадцать, когда понял, что моя скелетина никак не решается
нарастить плоти. Горьковатого, соломенно-рыжего, холодного, в запотевшем
тонком стакане. И чтобы была воблочка с твердыми брусочками соленой
икорки, вкусной хребтинкой, лупастая.
Что и свершилось! Правда, в вокзальном буфете стеклянных стаканов не
оказалось - были бумажные стаканчики. Но пиво было классное, не "жигули",
но чешский "Будвайзер". Вместо воблы я обзавелась хвостом копченой,
скумбрии. Взяла еще горячую сардельку с горчицей. Вокзал я видела впервые,
меня с прочими привезли в "Столыпине" и разгружали на дальних путях, а
потом, с овчарками, прогнали на пристань. Но здесь было по ранности еще
безлюдно, довольно чистенько, а буфетик был забит импортом, который
докатился и досюда.
В буфете шуровал пацаненок, у которого я вызвала явное любопытство.
Но прикид у меня был приличный, к тому же я прикупила и зажигалку, и пачку
дорогого "Ротманса", что свидетельствовало о моей высокой покупательной