"Фазиль Искандер. Дядя Сандро и раб Хазарат (рассказ)" - читать интересную книгу автора

сегодня в поселке, и она меня видела.
Хватит ерундить, говорю, пошли сегодня вечером, она же усохла вся, как
стебелек.
Нет, говорит, я не пойду.
Теперь уже самолюбие и всякое такое мешает. Он очень гордый парень был
и в воздухе никому спуску не давал, но и мандраж этот перед начальством у
него был.
И вот я в тот вечер опять прихожу к девушкам со всякой едой и выпивкой.
Подымаюсь наверх и не обращаю внимания на то, что нет большого зеркала,
стоявшего в передней. Захожу в комнату, где мы обычно веселились, и вижу,
обе сестрички бросаются ко мне. Но моя Катя как бешеная, а у Греточки личико
так и полыхает радостью. У меня мелькнуло в голове, что Алексей днем без
меня все-таки зашел.
Майор ист диб! кричит Катя, то есть вор, и показывает на комнату. Майор
цап-царап! Аллее цап-царап!
Я, я, восторженно добавляет Греточка, показывая на голую комнату ни
венских стульев, ни дивана, ни шкафа, ни гобелена на стене, один стол, майор
ист диб! Майор ист нихт гестапо! Заге Алеша! Заге Алеша!
Значит, скажи Алеше.
Это возмушательно! кричит старик. Цап-царап домхен антифашистик!
Сейчас это звучит смешно, но тогда я впервые почувствовал, что кровь в
моих жилах от стыда загустела и остановилась. Конечно, бывало всякое, и мы
об этом прекрасно знали. Но одно дело, когда где-то кого-то грабят, а другое
дело, когда ты знаешь этих людей, да еще связан с женщиной, которая
рассчитывала на твою защиту. Никогда в жизни я не испытывал такого стыда.
А главное, Греточка вся рассиялась, глаза лучатся, невозможно смотреть.
Она решила, что раз майор очистил их дом, значит, он не может быть
энкеведеш-ником, а раз так, Алеше нечего бояться. Как объяснить ей, что все
сложней, хотя майор и в самом деле был штабистом.
Так вот, значит, почему он шнырял в три часа ночи на мотоцикле:
смотрел, где что лежит. Только поэтому и не накапал на нас.
Я сказал Грете, что обо всем расскажу Алеше, и старику соврал, что буду
жаловаться на майора. Надо же было их как-нибудь успокоить. Девушки
притащили откуда-то колченогие, стулья, мы поужинали, и я со стариком крепко
выпил.
На следующий день я все рассказал Алексею и вижу: он немного ожил.
Хорошо, говорит, завтра пойдем попрощаемся. Кажется, на днях нас
перебазируют.
Но мы так и не попрощались с нашими девушками. Нас перебазировали в ту
же ночь. Новый аэродром находился в двухстах километрах от этого местечка.
Алексей все еще плохо выглядел, и меня не покидало предчувствие, что он
должен погибнуть. И я, честное слово, облегченно вздохнул в тот день, когда
его ранило. Рана была нетяжелая, и вскоре его отправили в госпиталь, в
Россию.
На этот раз мы жили в небольшом городке. Однажды с ребятами вышли из
кафе и поджидаем у входа товарища, который там замешкался.
Кемал, говорит один из ребят, эта немочка с тебя глаз не сводит.
Я оглянулся, смотрю: шагах в пятнадцати от нас стоит немочка, приятная
такая с виду, и в самом деле мне улыбается. Ясно, что мне. Я, конечно,
слегка подшофе и тоже улыбаюсь ей как дурак и подхожу познакомиться.